Вся схватка длилась не более десяти секунд, и проходила она почти в полной тишине. Беатрикс стояла над трупом, шипящим, точно масло на сковородке, и у нее даже не сбилось дыхание. Когда же она взглянула на Олдера, огонь, сверкнувший в ее глазах, заставил его внутренне содрогнуться.
«Так вот в чем истинное могущество колдуньи Левенах», – сказал он себе. Похоже, что я сейчас в смертельной опасности. И если она сейчас распознает мою истинную природу, если заподозрит неладное в том желании, что я к ней испытываю, то, возможно, и мою грудь пронзит такая же стрела».
– Вот так-то, Олдер де Уайт. – Она улыбнулась ему, и таинство этой улыбки заставило холодную кровь вампира бешено заструиться по жилам. – Тебе, Олдер, надо пошевеливаться, если не хочешь от меня отстать.
Он ответил ей усмешкой и поклоном, не решаясь заговорить. Ему ужасно хотелось схватить ее, сорвать с нее одежду и напиться ее соками прямо здесь, посреди леса, где опасность окружала их со всех сторон. И еще он вдруг поймал себя на том, что ему захотелось признаться ей во всем, захотелось сказать, что он, Олдер, один из тех, на кого она сейчас охотилась.
«Какие глупости лезут в голову, – сказал себе Олдер. – Надо побыстрее напиться крови, чтобы хоть немного успокоиться…»
Труп вампира рассыпался в пепел, и Беатрикс, с удовлетворением кивнув, взглянула на своего спутника.
– Ну что, готов? – спросила она и, повернувшись к нему спиной, пошла дальше.
Олдер тотчас же последовал за ней. Его чувства обострились до предела, и он улавливал все шорохи в лесу, все запахи. Почуяв еще одного вампира, он едва не зарычал от возбуждения. И он вдруг понял, что если сейчас не убьет этого вампира, то колдунья, шагавшая впереди, возможно, исчезнет навсегда.
Беатрикс же, не заметив опасности, прошла мимо кустов, за которыми прятался вампир, и скрылась за ближайшими деревьями. Но Олдер, замедлив шаг, сошел с тропинки и подошел к кустам, за которыми скрывался противник. Он чувствовал, что кровь все громче гудит у него в ушах, и казалось, что он вот-вот оглохнет от этого жуткого гула. А отвратительный запах, исходивший от вампира, жег его ноздри. Но кровосос, как ни странно, даже не замечал Олдера – он крался следом за Левенах, готовясь к нападению.
Олдер внезапно сделал выпад, и атака его была столь стремительна, столь бесшумна, что вампир даже вскрикнуть не успел. В следующее мгновение Олдер свернул противнику шею, и раздался хруст шейных позвонков. Возможно, женщина Левенах услышала этот хруст, но Олдеру уже было не до нее. Вонзив клыки в шею вампира, он стал с жадностью пить его кровь. И все пил, пил и пил…
– Олдер!..
Услышав голос Левенах, он вздрогнул и поднял голову. Он прекрасно знал: если она сейчас заглянет ему в глаза, то не увидит в них совершенно никакого света. Но похоже, она ушла слишком далеко, поэтому ничего не могла заподозрить. А что если сейчас… Инстинкт побуждал его продолжить пир – теперь ему хотелось полакомиться кровью рыжеволосой колдуньи. Но тут в голове у него прояснилось, и он сумел взять себя в руки, причем очень вовремя. Потому что в следующее мгновение Левенах приблизилась к нему.
– Что случилось, Олдер? – спросила она с тревогой.
Он опустил на землю обмякший труп вампира и тут же спрятался за раскидистым деревом, прижавшись к стволу всем телом. Затем поспешно вытер ладонью губы и подбородок, решив, что не стоит беспокоиться за шею и руки – если Левенах и заметит на нем кровь, то решит, что он забрызгался во время Охоты, а не во время пиршества.
– Олдер, где ты?
В голосе ее снова прозвучала тревога, и он понял, что она уже заметила труп вампира.
Немного помедлив, он вышел из-за дерева, и Левенах, вздрогнув, стремительно выхватила стрелу.
Олдер рассмеялся и проговорил:
– Все в порядке. Это всего лишь я.
– О, Мать Земля! – воскликнула Беатрикс, опуская стрелу.
Ей хватило несколько секунд, чтобы отдышаться. Потом она указала на едва заметный серебристый отпечаток на листве под ногами, напоминавший скопление слизняков.
– Ты чуть не оторвал ему голову.
Питательная кровь вампира насытила Олдера, и он уже не испытывал желания отведать крови Беатрикс Левенах. Но его по-прежнему терзало желание совсем иного свойства, и он никак не мог успокоиться.
Заставив себя улыбнуться, Олдер ответил:
– Да, пришлось постараться, чтобы не отстать от тебя. Ведь ты очень ловко расправилась с первым вампиром.
Она весело рассмеялась, словно совсем забыла о том, что они находились в логове врага, в лесу, кишевшем кровососами. И ее смех еще сильнее возбудил Олдера – он почувствовал, что его бриджи стали ужасно тесными. «Какая она странная, – подумал он. – И как прекрасно в ней уживаются беспощадная жестокость и пленительная женственность».
Беатрикс снова засмеялась:
– Да, расправилась. Потому что я не привыкла проигрывать.
Она снова зашагала по тропинке. Олдер же, перед тем как последовать за ней, еще раз взглянул на серебристую слизь, оставшуюся там, где он оставил труп вампира. «Неужели я смогу сделать с Беатрикс Левенах то же самое?» – подумал он, невольно содрогнувшись.
Колодец Левенах, надежно скрытый в подвале, сказал правду – они побеждали. Олдер де Уайт жил у нее всего четыре недели, и с его помощью семнадцать вампиров отправились в преисподнюю. Хотя Ласло по-прежнему ускользал от них, Беатрикс чувствовала, что они все ближе подбираются к главному злодею. Вскоре у короля вампиров не останется выбора – ему придется выйти из своего логова и принять бой. Или же навсегда покинуть эти места.
После того как Олдер поселился у нее, вампиры перестали нападать на лимнийцев и люди успокоились, среди лесных жителей стала пробуждаться надежда на избавление от вампирской напасти. Многие лимнийцы изменили свое отношение к колдунье Левенах – стали к ней благосклоннее. Каждый вечер они приходили на постоялый двор «Белый волк», но битой посуды становилось все меньше, а улыбок и песен все больше. Беатрикс ласково улыбалась завсегдатаям, и они улыбались ей, когда она подавала им похлебку и наливала эль в кувшины. Беатрикс не уставала удивляться стремительности перемен. Из «проклятой ведьмы» она превратилась едва ли не в героиню.
Олдер тоже немало поспособствовал этой радостной перемене; поскольку мужчины дивились его речам со странным английским выговором, а женщины были без ума от его красоты и его чудесной улыбки. Хотя ни одна ночная Охота не обходилась без дерзких комментариев Олдера в адрес Беатрикс – и все они были эротического свойства, – хотя ни одна ночь не проходила без того, чтобы он не бросал на нее многозначительные взгляды, хотя в последнее время к словам и взглядам прибавились еще и прикосновения, Олдер никогда не поощрял повышенного к нему внимания со стороны женского населения Лимнийского леса. Но лимнийских женщин, похоже, ничто не могло остановить – словно какая-то таинственная сила влекла их к красавцу блондину. Беатрикс же, наблюдая, как женщины кокетничают с Олдером, то и дело хмурилась. Но она постоянно напоминала себе, что чувство, которое она при этом испытывала, зовется вовсе не ревностью, а всего лишь досадой. «Да и зачем Олдеру рисковать? – думала Беатрикс. – Он не станет завязывать интрижку с лимнийской женщиной, потому что все здесь уверены, что мы с ним жених и невеста».