кидая кошке остатки со стола и ворча на погоду, и даже не пошевелился, чтобы помочь Мэтти, когда она принялась убирать посуду.
Он и сам не знал, отчего он так счастлив, – ведь ни его, ни ее жизнь ни в чем не изменилась. Он даже не дотронулся до ее руки, не посмел поглядеть ей прямо в глаза. Но один-единственный вечер, проведенный с Мэтти, показал ему, какой могла бы быть их совместная жизнь, и теперь он радовался, что ничем не нарушил безмятежности этой картины. Он был уверен, что она поймет, почему он не поступил иначе…
Последняя порция бревен и досок дожидалась отправки в Старкфилд, и Джотам Пауэлл, который в зимнее время не работал у Итана постоянно, в это утро пришел «подсобить». Однако все складывалось неудачно: ночью шел мокрый снег, который тут же таял; к утру подморозило, и все дороги обледенели, как стекло. Правда, в воздухе по-прежнему сквозила сырость, и оба решили, что к середине дня погода, скорее всего, «помягчает» и добраться до поселка будет легче. Поэтому Итан предложил своему подручному разделить работу на два этапа: с утра только нагрузить сани, а доставку отложить на после обеда. Такой план имел еще то преимущество, что Итан мог во второй половине дня послать работника на станцию за Зеной, а сам поехал бы с грузом в поселок.
Он велел Джотаму идти запрягать лошадей, и на несколько минут они с Мэтти остались в кухне одни. Она сложила грязные тарелки и чашки в жестяной таз для посуды, плеснула в него горячей воды и, закатав рукава, принялась за мытье. От пара ее лоб покрылся блестящими капельками влаги, а непокорные волосы закрутились в колечки, похожие на пушистые завитки, которые видишь летом на цветах ломоноса. Он стоял, любуясь ее лицом и обнаженными по локоть руками, и подкативший к горлу ком напрочь сковал ему язык. Он хотел сказать: «Мы уже никогда теперь не сможем побыть вдвоем», но вместо этого достал с буфетной полки кисет с табаком, сунул его в карман и уже с порога проговорил:
– Постараюсь попасть домой к обеду.
– Хорошо, Итан, – отозвалась Мэтти и продолжала мыть посуду, что-то напевая.
Он собирался поскорей покончить с погрузкой, отправить Джотама обратно на ферму и сгонять пешком в поселок за клеем для починки разбитого блюда. При нормальном везенье он сумел бы выполнить то, что наметил, но в этот день все как будто ополчилось против него. По дороге на лесопилку одна из лошадей поскользнулась на льду, упала и сильно повредила колено; когда ее подняли, Джотаму пришлось бежать назад в конюшню за ветошью, чтобы перевязать лошади ногу. Не успели они приняться за погрузку, как снова посыпал снег пополам с дождем, бревна сделались мокрые и скользкие, и они провозились вдвое дольше обычного, перетаскивая их и укладывая на сани. Словом, все шло вкривь и вкось; Джотам ворчал, а лошади, дрожа под мокрыми попонами и нетерпеливо переступая копытами, тоже на свой манер выражали неудовольствие. Когда они наконец управились, час обеда уже давно миновал, так что поход в поселок Итану пришлось отложить: сперва надо было отвести домой захромавшую лошадь и промыть ей раненое колено.
Он решил, что если выедет с лесопилки сразу после обеда, то, быть может, еще успеет обернуться и попадет домой с клеем раньше, чем Джотам на старике гнедом привезет Зену со станции; но он понимал, что шансы невелики. Успех зависел от состояния дороги и еще от того, опоздает или прибудет вовремя поезд из Бетсбриджа. Позднее, вспоминая, как лихорадочно он взвешивал в уме все эти возможности, он мог лишь горько усмехнуться…
Наскоро пообедав и не дожидаясь, пока Джотам уедет на станцию, он стал собираться на лесопилку, Джотам еще сидел и сушил у печки промокшие ноги, так что Итан только мигнул Мэтти и вполголоса бросил на ходу: «Я скоро вернусь».
Ему показалось, что она понимающе кивнула в ответ, и с этим слабым утешением он пустился по дождю в свой нелегкий путь.
На полдороге между лесопилкой и поселком нагруженные до отказа сани Итана обогнал Джотам Пауэлл, отчаянно понукавший гнедого. Вскоре он свернул к станции и исчез за Школьной горкой, а Итан подумал еще раз, что надо поторапливаться, иначе не успеть. Он разгрузил бревна, работая за десятерых, и помчался в лавку Иди за клеем. Ни самого хозяина, ни другого продавца в лавке не оказалось – они «отлучились тут недалечко»; налицо имелся один Деннис, который вместо того, чтобы стоять за прилавком (он считал это ниже своего достоинства), точил лясы у печки в окружении местной золотой молодежи. Итана встретили насмешливыми приветствиями и пригласили разделить компанию, но где найти клей, никто не знал. Итан, томившийся желанием поскорее вернуться домой и хоть сколько-то времени еще побыть с Мэтти вдвоем, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, покуда Деннис безрезультатно шарил по дальним углам лавки.
– Похоже, что весь наш запас распродан. Подожди, пока придет папаша, – может, он откопает.
– Премного обязан; я уж лучше доеду до миссис Хоман, у нее скорее найдется, – отвечал Итан, вконец потеряв терпение.
Как прирожденный коммерсант, Деннис не мог стерпеть такой обиды и торжественно поклялся, что если в их фамильной лавке отсутствует какой-либо товар, то у отцовой конкурентки его и подавно не сыщешь; однако Итан уже не слушал этих хвастливых уверений – он уселся в сани и отправился к вдове Хоман. Там, после продолжительных поисков, сопровождавшихся сочувственными расспросами – для чего ему понадобился клей и не заменит ли его обычный клейстер из муки, если фабричного клея у нее все-таки не окажется, – старушка Хоман вытащила на свет божий единственный, последний пузырек, чудом завалявшийся в куче корсетных шнурков и таблеток от кашля.
– Надеюсь, ничего такого особо ценного у Зены не разбилось, – прокричала она ему вдогонку, когда он уже разворачивал сани.
Если по пути с лесопилки ему в лицо хлестал мокрый снег, то теперь надолго зарядил дождь, и лошадям, даже при пустых санях, приходилось туго. Раза два, услышав звон бубенцов, Итан оглядывался, думая, что его нагоняют Джотам с Зеной; но знакомого гнедого видно не было, и он, сжав зубы, принимался снова понукать своих отяжелевших лошадей.
Конюшня была пуста. Он наскоро поставил лошадей, вопреки обыкновению не позаботившись даже сменить им подстилку, и почти бегом одолел подъем от конюшни до дома.
Отворив дверь на кухню, он увидел, что Мэтти одна и вообще все было в точности так, как он себе представлял по дороге. Она стояла у плиты и что-то разогревала в глиняной миске, но при звуке его шагов вздрогнула, повернулась и кинулась
