Радостную улыбку на его лице сменила озабоченность. Все-таки опасность оставалась. Он был уверен, что сумеет войти и заставить Джиллиан подчиниться, но что, если люди Адама равнодушно отнесутся к его угрозе убить ее и откажутся сдаться? Он же не сможет провести через задние ворота целую армию. Потом он снова с облегчением улыбнулся. Если Адама не будет, а в окрестностях никаких боев не предвидится, в замке наверняка останется немногочисленный гарнизон. Более того, поскольку никакой тревоги нет, вооружены будут только стражники. Люди Людовика набросятся на остальных, прежде чем те успеют защититься. Для этого не понадобится слишком большой отряд.
Осберт думал и думал, оттачивая свой план, пока не полюбил его всем сердцем, пока не уверовал, что справится с этим делом, до такой степени, что эта его уверенность передалась Людовику, когда Осберт, наконец, добился аудиенции у принца. Людовик начинал искренне сожалеть о своем небрежении к английским баронам. Это стоило ему потери Вильяма Маршала-младшего, Арунделя, Варенна, их вассалов и множества рыцарей помельче. Хотя он все еще не был готов передать часть власти англичанам, он резко сдерживал языки и манеры своих французских сторонников и был рад сделать что-нибудь для удовольствия Фиц-Уолтера, де Квинси и других, кто до сих пор оставался верным данной ему присяге.
Поэтому он выслушал Осберта внимательнее, чем слушал бы в других обстоятельствах эту омерзительную личность, и даже в некоторой степени заинтересовался предложенной им идеей. Он вызвал Фиц-Уолтера и заявил, что в нанесенном ему оскорблении виновен Адам Лемань. Он уверил также Фиц-Уолтера, что сделает все возможное, чтобы отомстить за него, и предложил выслушать предложение Осберта. Осберт еще раз детально изложил, что он мог бы сделать, причем доверие принца прибавило ему самоуверенности. Затем Людовик предложил, чтобы, если Осберт справится с задачей, он признал Фиц-Уолтера сюзереном Тарринга, если Фиц-Уолтер, в свою очередь, согласен принять Осберта в качестве своего вассала.
Это устроило всех. Осберт будет владеть Таррингом – так он, во всяком случае, думал. Фиц-Уолтер знал, что за несколько часов в любое время, когда ему захочется, сумеет отстранить Осберта и посадить в Тарринге своего человека. Людовик полагал, что устранять Осберта даже не потребуется. Он мог послать какого-нибудь рыцаря, чтобы «помочь» Осберту в случае, если он не сможет повести в бой гарнизон Тарринга. Затем рыцарь останется и «поможет» Осберту управлять замком, так что Людовик опередит Фиц-Уолтера в том случае, если между ним и Фиц-Уолтером возникнут разногласия. Все они с жадностью думали о хорошей, хоть и маленькой, гавани под Таррингом. Безопасные порты на южном побережье находить было все труднее.
Фиц-Уолтер высказал, правда, одно практическое возражение. Он указал, что план Осберта основан на том, что Джиллиан останется одна в замке. Судя по словам Осберта, сейчас ее в Тарринге нет, и откуда им знать, что, когда она вернется, ее не будет сопровождать Адам? Людовик согласился, что нужно подождать, пока она останется одна, но, добавил он с улыбкой, если Адам даже вернется с ней, надолго он там не задержится.
– Судя по тому, что я слышал о Лемане, он человек военный. А скоро войны будет больше чем достаточно, чтобы вытащить его из Тарринга, – это я вам обещаю.
Когда Адам вернулся с «развлечения», которое заключалось в захвате удерживаемых сторонниками Людовика замков, он обнаружил, что его одобрения ждет большой ворох дел. В Вике оставался сэр Ричард. Когда Адам словно пропал под хлынувшими из засады людьми Мэттью, сэр Ричард решил отомстить за своего сеньора. Он был в такой ярости и скорби, что пробил себе мечом путь сквозь ряды воинов, охранявших Мэттью, и одним ударом убил этого человека, несмотря на то, что тот был ранен, безоружен и не мог защититься. Позже, когда бой утих и мертвые были отделены от живых, он обнаружил Адама под грудой тел, задыхавшегося от боли и смеха, но совершенно невредимого. Адам присел нарочно, а его люди были обучены встать на колени над ним и вокруг него, подняв вверх щиты и образуя почти неуязвимую оборонительную «черепаху».
Довольный, что с Адамом ничего не случилось, если не считать ушибов, причиненных Катбертом и другими перестаравшимися воинами, усевшимися прямо на него, чтобы обеспечить его полную безопасность, Ричард не стал подвергать сомнению эту уловку. Она удалась на славу. Сэр Эдмунд и сэр Эндрю имели достаточно времени, чтобы войти в замок через мост; он сам и сэр Филипп без потерь бросились вниз, пока все внимание защитников замка было приковано к Адаму. Только потом сэр Ричард подумал, не была ли эта хитрость еще хитрее, чем ему показалось сначала, и преследовала далеко идущие цели. Адам знал, что его люди любили его. Он знал также, что сэр Ричард ненавидел Мэттью. Не хотел ли Адам получить полную гарантию того, что Мэттью будет убит, и ради этого хотел, чтобы все поверили, что он сам мертв? Не ожидал ли он, что ярость и скорбь заставят кого-нибудь убить Мэттью, не желая получить с него выкуп или дать ему шанс сдаться?
Это был не тот вопрос, какой сэр Ричард задал бы своему сеньору. Это было нечто такое, что, возможно, не согласовывалось с понятием истинной чести. Тем не менее, в сочетании с неожиданным фальцетом Адама все это придало сэру Ричарду лишь еще больше уверенности. Ему казалось, что теперь едва ли необходимо беспокоиться о будущем. Даже не принимая во внимание, что партия короля как будто начинала брать верх, сэр Ричард все больше обретал веру, что Адам найдет способ обезопасить их всех, независимо от того, кто, в конечном счете победит в войне.
Таким образом, когда Адам распорядился, что делать с женой и детьми сэра Мэттью, и проследил, чтобы добыча была разделена по справедливости, сэр Ричард изъявил готовность остаться в Вике, рассортировать наемников, чтобы сколотить новый отряд для защиты замка, и в целом наладить управление землями и портом, находящимися под контролем Вика. За месяц все неотложные дела были сделаны. В Вике установилось спокойствие, и он готов был принять нового хозяина. Сэру Ричарду хотелось теперь поскорее вернуться домой. Он попросил городского священника написать в Роузлинд просьбу к леди Джиллиан назначить в Вик нового кастеляна.
Адам оторвал глаза от письма сэра Ричарда, которое оставалось без ответа в ожидании его приезда, и взглянул на Джиллиан.
– Это твой замок, – равнодушным тоном сказал он. – У тебя есть кто-нибудь на примете в качестве кастеляна для Вика?
В мозгу Джиллиан зазвенели слова Элинор, повторявшие фразу Адама. «Это твои земли, твои люди». Очевидно, Адам ждал, что она сама выберет кастеляна, иначе он сам сразу же предложил бы кого-нибудь. Но как она может назвать кого-нибудь? Она не знала никого из знатных людей, кроме тех, с кем познакомилась в Роузлинде, но они были слишком знатными, чтобы служить ей в качестве кастеляна. Отчаяние подстегнуло ее мысли.
