— По-моему, — сказал Артур, когда в поле зрения показались шатры рыцарей, — нам надо приготовиться к сражению, ничем не выдавая себя… если это возможно. — Он остановился посмотреть на всадников, упражняющихся на плацу, потом хохотнул и показал рукой на Грифлета, который носился по полю сломя голову. — Кажется, наш молодой главный псарь тоже имеет вкус к драке. Готов побиться об заклад, что сейчас у него воодушевления больше, чем опыта, но настанет день, когда он станет хорошим воином.
Артур опустился на колено, чтобы прицепить поводки к ошейникам щенков, и сделал мне знак тоже присесть. Мы укрылись за стеной, надежно спрятавшись от посторонних взглядов и ушей.
— Независимо от того, в чем будет выражаться измена, тебе надо находиться под самой надежной защитой, — тихо сказал он. — Но, если к тебе ни с того ни сего приставить охранников, это вызовет подозрение. Могу прислать тебе Грифлета. Он достаточно юн, чтобы его считали твоим пажом. Тем не менее рискну сказать, что он будет драться как лев, если ты окажешься в опасности. Грифлет, конечно, не знает, что происходит, я никому не говорил, кроме Бедивера. Но с этого момента я хочу, чтобы ты повсюду брала его с собой и нашла для него место в твоем доме, где он сможет спать.
— Хм, — фыркнула я, — из-за жрицы и Грифлета число моих домашних за день удвоилось. И в придачу две собаки! Страшно подумать, что будет через неделю!
На мгновение Артур растерялся от моей шутки, потом ухмыльнулся и встал.
— Если повезет, на следующей неделе мы будем жить под одной крышей, и тогда Кэй всем найдет место.
Итак, этой темы мы больше не касались. Артур ушел поговорить с Грифлетом, а я взяла собак и направилась к дому.
Ветер дул в спину, неустойчивый, ненадежный, порывистый, грозящий внезапными ударами. Собаки натянули поводки, таща меня за собой, и казалось, что меня неминуемо влечет в будущее, где угроза битвы и потерь перемежалась свадебными празднествами. Мне было и страшно, и любопытно. Все это предвещало судьбу, которую не могла предугадать даже сама Владычица.
К середине дня усилились порывы ветра, хлестко кружившего вокруг домов и рвущего материи флагов и знамен города. Грифлет, перетащивший свои скудные пожитки в мой дом, проводил меня со щенками к Игрейне, и всю дорогу мы боролись с ветром, подобно рыбам, плывущим против течения в бурном ручье.
Площадь была полна людей, большинство из них сгрудились вокруг точильщиков и кузнецов, расположившихся в дальнем углу площади. Их кузнечный горн вспыхивал золотисто-красным цветом, когда порывистый ветер добирался до него, а его завывания, то появляющиеся, то пропадающие, пока точильщик клинков занимался своим делом, напоминали причитания по покойнику.
— Один из подарков короля людям, — объяснил Грифлет. — Он расставил кузнецов и здесь, и на равнине, чтобы любой мог починить косу, кинжал или плуг за счет короля. Сама понимаешь, это часть свадебного торжества.
Грифлет говорил с таким азартом, что я, усомнившись в его искренности, пристально посмотрела на него, но ничто не подсказывало мне, что он лицемерит. Несомненно, вначале Артур задумывал именно это, но меня удивило, что Грифлет не догадался о подготовке к сражению. Было ясно, что меч, копье и поломанный щит будут чиниться наравне с домашними орудиями труда, которые несли простые люди. Все делалось под прикрытием королевской щедрости и не вызывало подозрений, и я гадала, кто же додумался до такой хитрости.
Пока Эттарда шла отворять, нас насквозь продул ветер, и мне было очень не по себе до появления королевы-матери. Собаки, лежавшие в наших ногах, спокойно поднялись, когда мы встали, чтобы поздороваться с нею. Я представила Грифлета, и Игрейна снисходительно улыбнулась.
— Моя дорогая, — сказала она, — я знакома с этим мальчиком со дня его рождения. Не забывай, его отец служил при дворе еще до того, как мы с королем поженились.
Что-то в ее голосе тронуло мое сердце — она сказала это так, будто Утер вовсе не умер, а, подобно главному богу древности, просто где-то спал, пока остальные при дворе хранили верность своему королю, ожидая его возвращения. Наверное, так бывает всегда, когда кого-то очень любят. С его смертью время останавливается, и следующие поколения кажутся только призраками по сравнению с человеком, которого помнят. Так было и с моим отцом после смерти матери.
— Прошу прощения, госпожа, — извинилась я, и она мягко улыбнулась.
— Нельзя ждать от тебя, чтобы ты знала и помнила то, о чем только мельком слышала, — сказала она, усаживаясь рядом с жаровней и набрасывая на колени меховую полость. Ветер порывами бился в ставни, и с каждым его порывом по комнате проносился сквозняк.
— Теперь расскажи мне, откуда у тебя ирландские гончие, — попросила она.
— Ты знаешь эту породу, госпожа? — Я попросила Грифлета подвести щенков к ее стулу. Цезарь был само восторженное дружелюбие, но Кабаль осталась спокойно-вежливой. Ясно, что хозяином для нее может быть только один человек, и этим человеком был Артур.
— Конечно, я знаю волкодавов, дитя, хотя давно не встречала их, — сказала Игрейна. — В Корнуолле жили ирландцы, а Горлойс очень любил собак и потому держал на псарне одного или двух волкодавов.
Я впервые услышала об ирландских колонистах на юге и подумала, какова же их роль в теперешнем положении. Неужели и они представляют собой угрозу?
Я смотрела на королеву-мать и жалела, что не могу рассказать ей о предупреждении Нимю. Хорошо бы довериться более опытному человеку, и я была уверена, что она лучше меня знала, как справиться с двуличием и изменой. Но, помня предостережения Артура никому ничего не говорить, я прикусила язык.
Мы беседовали о щенках, и, когда я назвала их клички и рассказала, как они достались им, Игрейна рассмеялась по-девичьи легко и весело.
— Я знала, что он поступит правильно, женившись на кумбрийке, — сказала она, вытирая слезы удовольствия, выступившие на глазах.
Неожиданно нашу беседу прервал сумасшедший грохот, вслед за которым раздался такой стук в дверь, что казалось, будто все стихии требуют впустить их. Как только Эттарда отодвинула засов, дверь распахнулась, и в комнату стремительно ворвалась дюжина вооруженных мужчин с незнакомыми мне нагрудными знаками. Они выстроились у стены, внеся в комнату ощущение опасности.
Грифлет вскочил, вытащив кинжал, обе собаки, урча, застыли настороже рядом с ним, и шерсть на их загривках встала дыбом.
Смуглый человек, ростом едва ли больше ребенка, вошел в комнату. Руки и голова его были нормального размера, но кривые ноги были короткими, а одно плечо — горбатым. Я затаила дыхание, решив, что это сам Биллис, бог-карлик. Он осмотрел комнату и повернулся к королеве-матери.
