– Да, все уже видят десятый сон.
– А почему ты не спишь?
Он продолжал стоять, словно не собираясь садиться за стол.
– Мне кажется, я слишком переутомилась. Она сделала ошибку, сказав это.
Глаза Тома потемнели, как грозовые тучи днем.
– Я же просил, чтобы ты берегла себя.
– Я не могла, а твои родители, да и Шерон с Брюсом, работали больше, чем я, а ведь они в два раза старше меня.
– Никто из них не был на пороге смерти три месяца назад, – проворчал Том, подходя ближе.
– Но это же было три месяца назад, – возразила она. – А сейчас я абсолютно здорова.
Однако рука, которой она оперлась о стол, подвела ее. Она слегка покачнулась, ненавидя себя за то, что не смогла совладать с собой.
– Черт тебя подери! – крикнул Том и подхватил ее на руки. – Если дать тебе волю, ты вообще себя до смерти доведешь.
– Да нет, – пыталась возразить Джени, но с ужасом заметила, что говорит шепотом.
Прикосновение его сильной руки было, подобно, вспышке молнии. Она не могла сделать ни одного движения. И если только сегодня утром повторяла себе, что способна забыть то, что ей открылось в их отношениях, то теперь поняла, что действительно любит его. Любит так, как никогда не любила раньше и уже никогда не полюбит.
Он наклонил голову и поцеловал ее. Джени показалось, что огромный вихрь подхватил ее и понес куда-то далеко-далеко. Она обвила руками его шею, позволив своим пальцам дотронуться до шелковистых завитков над воротничком рубашки. Как она мечтала об этом! Джен, страстно, ответила на его поцелуй, разрешая чувствам одержать победу над разумом, и не думая о том, что правильно, а что нет. Но только на мгновение. Она тут же отшатнулась.
– Нет, Том, пожалуйста, не надо! – воскликнула она, презирая собственные желания.
– Но почему нет? Ведь мы женаты.
– Не говори так, – сказала она твердо, освобождаясь из его объятий. – Я не считаю наш брак настоящим! Прости меня, прости меня, – повторяла она, стараясь сдержать слезы отчаяния.
– Хорошо, не буду! – ответил он, отстраняясь от нее.
– Не будь таким добреньким, – жестко сказала Джен. – Я знаю, как это ужасно для тебя. Все твои друзья… друзья твоих родителей… женщины, сегодня задавали вопросы, дружеские вопросы о нас, но все-таки…
Ее голос дрожал. Последние месяцы, выздоравливая, она жила в придуманном мире. Ее друзья и знакомые жили далеко, в другом мире, в Нью-Йорке, и ей не приходилось отвечать на их вопросы. Том был совсем в другой ситуации. И как, должно быть, трудно было удовлетворять любопытство друзей и соседей. И ведь его принципы заставляли его делать этот брак настоящим!
– Да Бог с ними, с соседями, – сказал Том, снова притягивая ее к себе.
– Но твоя репутация…
Он засмеялся с каким-то облегчением и покачал головой.
– Моя репутация? Я считаю, мы должны думать о твоей репутации.
– Никто, чьим бы мнением я дорожила, кроме Шерон и Брюса, не знает, что мы женаты. А сегодня утром я сказала Шерон всю правду. С их стороны для меня нет угрозы.
– Нет угрозы?…
Она положила руки ему на грудь и посмотрела в глаза. Они метали молнии.
– Наш брак – обычное притворство, Том. Не позволяй себе идти на поводу у людей, которые говорят, что он должен стать реальностью.
– Ты хочешь сказать, что отправилась бы со мной в постель, если бы мы не были женаты, но не будешь этого делать, потому что мы муж и жена? – В его голосе послышались веселые нотки, но глаза оставались серьезными.
Веря, что так сохранит свою тайну, она ответила.
– Да, я бы пошла.
– Это твои условия?
– Да.
Какое-то время он ждал, что за этим еще последует, но она молчала. Оставалось только сказать «я люблю тебя», но эти слова невозможно было произнести.
– Значит, ты не отрицаешь, что между нами что-то есть?
– Нет, – признала она грустно, – я не могу этого отрицать.
– Я тоже.
Если бы в эту минуту она способна была мыслить здраво, то почувствовала бы в его голосе грусть, сходную с ее собственной.
– Перестань быть Джанет Филд, – финансовой воротилой, будь просто Джени, моей женой. И позволь любить тебя так, как ты должна быть любима.
– А что будет завтра?
Он предлагал ей заняться любовью, но не сказал прямо, что любит ее. Этим оружием она и должна была воспользоваться, чтобы защитить себя от разочарования в будущем. Но, кажется, поздно. Ей не спасти себя.
– Пусть завтра само позаботится о себе, – заметил Том.
Может ли она поступить так, как хочет он, не думая о последствиях, наслаждаясь этой драгоценной ночью?
– Да, – согласилась она, разрываемая желанием и сожалением. – Не будем думать о завтрашнем дне!
В следующую секунду она была у него на руках, а еще через секунду почувствовала, как Том бережно опускает ее на софу в гостиной.
– Я всегда мечтал заняться любовью с женщиной на этом ложе, – прищелкнул он языком, усиливая ее страхи и сомнения.
Это же Том, мужчина, который стал другом ее сыну, который заботился о ней, ее муж – шептало сердце ее разуму. Ничего не бойся, только наслаждайся.
– С любой женщиной?
Она не могла не спросить это.
– Когда был подростком, это была любая женщина. Позже я стал более разборчивым. А в последнее время мечтаю только о тебе.
Он распахнул ее куртку и взялся за пуговицы ночной рубашки. Когда холодный воздух коснулся ее груди, здравый смысл вернулся к ней.
– Я не мечта, Том, я – Джени, я – реальность.
Но прежде чем она продолжила свой монолог, он коснулся губами ее груди. И Джени, логически мыслящая женщина, какой она себя считала, перестала существовать. На ее месте возникла другая Джени – женщина, полная желаний, существо, которое жаждало обладать и быть обладаемой мужчиной, лежащим рядом с ней.
– Я не уверен, что ты не сон, – прошептал он. – И если это сон, я не хотел бы проснуться.
– Мы должны будем проснуться, – сказала Джени, в душе желая, чтобы этого не произошло. – Мы проснемся очень скоро.
– Молчи, дорогая. Ты слишком много говоришь. – Том прильнул к ее губам.
С этого момента он бы уже не мог упрекнуть ее в этом. Единственные звуки, которые она издавала, были стонами страсти. И тот факт, что родители Тома, ее сын и Шерон с Брюсом спят наверху, не имел для нее ни малейшего значения. Ничего не имело для нее значения, кроме объятий этого мужчины.
…За окном уже занимался рассвет. Том смотрел на спящую Джени. Нельзя, чтобы родители застали их на диване в гостиной. Ему пора было уходить. Пусть свыкнется с тем, что произошло этой ночью. Но, Господи, как не хотелось ему уходить!
Он встал и собрал свою одежду. Сейчас им требовалось только время, чтобы побыть вместе, поговорить о будущем. Так хотелось разбудить ее и спросить, любит ли она его. Если вдруг она скажет «нет», что лишь благодарна ему за заботу и доброту, что видит в нем только друга и хочет вернуться в Нью-Йорк к своей прежней жизни – это разобьет его сердце на тысячи кусочков.
