— На винокурне! Ты была на винокурне Блэкстона, так?
— Я гуляла по лесу, тетя Кейт. — Уитни была мастером в технике искусной полуправды. — Как там красиво осенью! Деревья словно в золоте! «Даже Соломон при всей своей славе не был одет так пышно, как они».
— Сейчас же прекрати! — раздраженно потребовала Кейт. Она терпеть не могла, когда Уитни или Блэкстон Дэниелс цитировали Священное Писание — наизусть и с невинным видом. — Ты знаешь, Уитни Дэниелс, что нельзя расхаживать по лесу одной. Это неприлично и небезопасно.
— Но я была не одна. — Уитни делала вид, что полностью поглощена расчесыванием густой массы спутанных волос. Не подумав, какую реакцию вызовет ее дальнейшее сообщение, она добавила: — Со мной был Чарли.
— Д… Данбер? — Кейт едва не задохнулась. — Ты ходила в лес с Чарли Данбером?! Господи, Уитни! — Ее ужас в связи с новым развитием событий затмил гнев от предположения, что Уитни продолжает участвовать в работе винокурни.
— Ну, ты же сказала, чтобы я больше не выходила из дома одна, — без малейших угрызений совести защищалась Уитни. — Поэтому я взяла с собой Чарли.
Тетя Кейт что-то бессвязно забормотала, затем снова овладела даром речи.
— Чарли Данбер уже не подросток, Уитни Дэниелс. Он мужчина… с мужскими потребностями. И сильный, как буйвол. Если бы он вдруг решил… Он мог…
Уитни понадобились вся ее воля и самообладание, чтобы как можно беззаботнее взглянуть на тетушку Кейт. Все, что произошло сегодня днем, придавало опасениям тетки самые серьезные основания. Минутой позже каждая из них по-своему испытала облегчение.
— Садитесь на этот стул, молодая леди. — Кейт повелительно указала изящным пальцем на трехногий стул около умывальника.
Уитни повиновалась и передала гребень в ловкие руки тети Кейт. По резким дергающим рывкам гребня она поняла, что ей предстоит лекция, и даже догадалась, на какую тему.
— Никто не скажет, что тебя не предупреждали. — Тетка Уитни с трудом продергивала гребень сквозь ее густые волосы. — Ты уже не ребенок, Уитни Дэниелс. Ты знаешь положение вещей, что касается мужчин. Я говорила тебе, что такое мужчины. — Она набрала в грудь побольше воздуха, готовясь к длинной тираде, а Уитни набралась терпения. — Все парни, как ты их называешь, скрывают в себе бушующие инстинкты. От этого они склонны к взрывам энергии и нежелательному поведению… а также к опасной демонстрации своей жестокой силы. И это заставляет их вожделеть… некоторых плотских удовольствий… удовлетворение которых заставляет их прибегать к помощи дурных, безнравственных женщин…
— Таких, как Далила, — подсказала Уитни, которая уже наизусть выучила эту речь.
— Вот именно. — Тон и поза Кейт стали строгими и напряженными. — Такие женщины, как Далила, рождены, чтобы искушать, предавать и соблазнять мужчин, заставляя их забыть о понятии долга и приличном поведении. Мужчины поддаются этой горячке, и их охватывает жар, от которого они просто теряют головы. Они забывают обо всем, что узнали раньше: о приличиях, о чести, о доверии. Теперь они думают только о том, чтобы удовлетворить свою неуемную жажду, чего бы это ни стоило, кого бы это ни задело и ни оскорбило. Точно так же жаждал Далилу Самсон, хотя отлично знал, что она была дурной женщиной. — Она продолжала машинально расчесывать волосы Уитни. — Запомни, Уитни Дэниелс, в мире существует два типа женщин: такие, как Далила, и приличные женщины. Но только один тип мужчин. Они все Самсоны… Все только и ждут, чтобы рядом появилась Далила.
Уитни кивнула, скорее подтверждая свое понимание, чем соглашаясь с теткой. Она слышала тетушкино описание мужчин уже несколько раз, и оно всегда вызывало в ней какое-то неуютное чувство.
Ей казалось странным, что добропорядочная тетя Кейт не очень разбирается во «всех этих библейских вещах». Та объясняла, что в годы отрочества решила прочитать Библию, но перечисления бесконечных колен Адамовых и описания жестоких кровопролитий вызвали у нее скуку и отвращение, так что она вскоре оставила ее. Но одна история ей запомнилась, история, которая, как ей казалось, содержала неоспоримую и убедительную истину для женщин: историю про Самсона и Далилу. И хотя она никогда об этом не говорила, Уитни догадывалась, что, вероятно, ее муж Клейтон Моррисон и был Самсоном, не устоявшим против соблазнов Далилы.
Пять лет назад, после смерти мужа, тридцатилетняя Кейт Моррисон стала жить с Уитни и Блэкстоном Дэниелсом. Она была младшей сестрой покойной матери Уитни и, будучи бездетной, решила посвятить свою жизнь лишившейся матери племяннице. Когда она прибыла с фургоном, полным изящной мебели и сундуков с красивыми дамскими платьями, то пришла в ужас от скудно обставленных двух комнаток и диковатой долговязой девочки, которая в свои тринадцать лет была настоящим сорванцом и дружила только с мальчишками. Кейт немедленно и решительно приступила к преобразованию их дома и жизни.
Бревенчатая хижина постепенно превратилась в двухэтажный дом, с настоящими стеклами в окнах, с настеленными деревянными полами и выбеленными известкой стенами. Кейт Моррисон не желала принимать в расчет трудностей быта в приграничном поселении. Приличный дом — это приличный дом, где бы он ни находился, твердила она и настаивала на соблюдении достойного образа жизни и поведения. Ее строгие понятия о приличиях доставляли Блэку и Уитни довольно серьезные испытания.
Без посторонней помощи она самоотверженно принялась налаживать их беспорядочную домашнюю жизнь, не считаясь со взглядами отца и дочери, которые руководствовались двумя основными положениями: «И так сойдет!» и «Все имеет свою цену». Она установила твердый домашний распорядок, заботилась об улучшении их питания и гигиены и настаивала, чтобы в ее присутствии соблюдались «обычаи цивилизованных людей», как она их называла. В новом доме Дэниелсов словооборот «В моем присутствии» стал самым употребительным; то, что тетя Кейт не могла видеть, она не могла и запретить. Так скрытно в течение двух лет продолжались прогулки Уитни с отцом на винокурню, пока сама природа не добавила стимул к требованиям тетушки Кейт, чтобы Уитни бросила свои «мальчишеские» повадки.
Но сейчас того, чего не удавалось достичь природе и теткиным увещеваниям, сумели добиться Чарли Данбер и незнакомый солдат с горящими глазами и загадочными прикосновениями. Сидя на стуле в ожидании, когда тетушка Кейт закончит ее причесывать, Уитни вдруг почувствовала, что весь ее мир словно всколыхнулся и сместился, заняв окончательное положение.
Казалось, внезапно изменилось все, что она знала: ее отношения, взгляды на жизнь, даже ощущения собственного тела. От постепенно осознаваемого Уитни ясного и неоспоримого факта у нее по спине пробежали мурашки: несмотря на все свои увертки и старания предотвратить неизбежное, она уже стала женщиной.
