— Подожди немного, — сказал Доминик. — У меня тут одно дело осталось.
Яна обольстительно улыбнулась.
— Дело может подождать. Пойдем, мой милый, иди ко мне, любовь моя, позволь Яне сделать тебе приятно.
Она протянула ему руки, ждущие, манящие, но он словно и не заметил ее жеста.
— Позже, — бросил он, уходя.
Честно говоря, он стоял у вагончика уже довольно долго, думая: войти или нет. Он собирался прийти к ней, как и обещал, но вместо этого медлил, выпил палинки, крепкой цыганской водки, потом выкурил сигару, потом пошел проверил лошадей. Все откладывал и откладывал встречу. Доминик выругался. Все оттого, что сегодня, как и вчера, он хотел не Яну, а Кэтрин. Да, Кэтрин, а не ту женщину, которая согревала ему постель вот уже несколько недель. Кэтрин, рыжую плутовку, ту, что как раз сейчас пытается от него удрать.
Доминик подбежал к повозке, рывком открыл дверь и вошел. У цыган не было надобности в замках, красть у своих было делом неслыханным, все равно что украсть у брата или сестры. Но у гаджио другие традиции, и от женщины, которую он спас, он мог ожидать любой подлости.
Доминик зажег свечу из белого воска и подошел к сундуку, где хранил деньги. Откидывая кованую крышку, он уже знал, что не найдет на дне золота. Не должен был он ей доверять, вел себя как дурак. Доминику было досадно. Эта рыжая воровка обвела его вокруг пальца.
И все же он продолжал искать. Нащупав мешок, он почти удивился. Вынул, взвесил на руке. Легче, но не намного. Почему она не взяла все? Доминик не знал ответа. Одно радовало: женщина гаджио оказалась лучше, чем он о ней думал. Почему-то это очень обрадовало его, показалось чрезвычайно важным.
Воздух в комнате хранил ее запах. Доминик вдохнул полной грудью. Она пахла чистотой, наверное, от мыла, которым часто пользовалась, и было нечто еще в ее запахе, какая-то сладость, похожая на запах меда, нечто неуловимое, чему он не мог найти названия. Он представил, как Кэтрин прячется в дальнем углу повозки. Должно быть, она замерзла.
Господи, что с ним творится? Вместо того чтобы скрежетать зубами от злости, он улыбается. Какую храбрость нужно иметь, чтобы покинуть теплоту и уют его вардо, более-менее сытую жизнь ради неизвестности.
Конечно, без хорошей выволочки он ее не оставит, и все же у этой женщины есть и мужество, и характер, а англичанка с характером — настоящая редкость. Она стоит денег, что он за нее заплатил.
Когда Доминик вышел из вардо, повозка Арманда уже тронулась. Цыган пошел к лошадям. Доминик не без ехидства представлял себе, как вытянется ее хорошенькое личико, когда он перехватит их на пути, и усмехался. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не пуститься в погоню немедленно.
Повозку качало, кастрюли, сковородки гремели, но все это можно было пережить. Только бы добраться до порта. Кэтрин выглянула из-под парусины. Костры цыганского табора еще виднелись вдали, но вскоре и они пропали. До рассвета, когда Доминик обнаружит, что она сбежала, пройдет не один час. И многие мили лягут между ней и мужчиной, чьи темные глаза и волосы, чья смуглая кожа вызывали в ней странное беспокойство.
Кэтрин прислонилась к грубой обшивке вагончика, вся отдавшись позабытому чувству свободы. И воздух казался слаще, и ночные звуки безмятежнее. Свободна! Глаза ее смежила дрема. Свернувшись калачиком, она сладко заснула.
Пусть от братьев тебя отделила судьба,
Пусть в далекие дали от них увела,
Ты про верность обычаям предков-цыган
Не забудь, коль цыганом
считаешься сам.
Из цыганского фольклора
Кэтрин проснулась. Как хорошо она поспала! А какие ей снились сны! Кэтрин потянулась. В следующее мгновение она осознала, что повозка не движется, а спустя еще мгновение поняла, что что-то теплое и мягкое касается ее затылка. Кэтрин обернулась. Боже праведный! Доминик!
— Ты в безопасности, рыжая киска, — ласково проговорил он, когда Кэтрин испуганно отшатнулась. — Я пришел вызволить тебя, спасти от этого старого греховодника Арманда.
— Ты!
— А ты что, ждала Вацлава?
— Пусти!
Кэтрин рванулась, но его руки держали ее, словно стальные обручи. Бежать все равно было некуда. Доминик подхватил ее на руки. С удивительной легкостью он соскочил на землю, не выпуская из рук своей драгоценной ноши.
— Так должен ли я бросить вызов своему старому другу? — язвительно поинтересовался он. — Может, мне надо его убить за то, что он украл тебя? Да? Арманд вошел в мой вагончик и заставил тебя пойти с ним?
Кэтрин попыталась расцепить железное кольцо его рук. Тщетно.
— Арманд ничего не знает обо мне. Я убежала сама. Со мной и разбирайся.
В глазах Доминика мелькнуло любопытство.
— Ты и вправду решила, что я позволю такому дорогому приобретению уплыть прямо из-под носа? Обидно только, что ты предпочла беззубого старика.
Доминик опустил ее на землю, обнимая одной рукой, да так крепко, что, опускаясь, она невольно скользнула грудью по его мускулистому телу. Кэтрин вспыхнула и опустила глаза.
— Премного благодарен, мой друг, — сказал Доминик по-французски.
— До свидания, Домини, — отозвался старик, махнув на прощание рукой, и, прикрикнув на мула, поехал дальше.
Доминик взял Кэтрин за руку и повел ее к серому жеребцу. Достав из седельной сумки одеяло, он укрыл им плечи девушки, затем поднял ее на седло и усадил боком, а сам сел позади и тронул поводья. Кэтрин была в отчаянии. Как ему удалось так быстро ее отыскать?
Стояла глубокая ночь. До рассвета было еще далеко. Почему же он так быстро ее нашел?
— Что ты можешь сказать в свою защиту, маленькая тщера?
— Что это такое? — угрюмо спросила Кэтрин, понимая, что не может дать волю гневу, и от этого чувствуя себя еще тоскливее.
— Тщера означает воровка. Это насчет денег, что ты у меня украла.
— Я взяла ровно столько, сколько мне понадобилось бы на дорогу. Я вернула бы их.
— Почему ты убежала? Над тобой издевались? Морили голодом? Били?
— Если я воровка, то как назвать тебя? Если ты так быстро меня нашел, значит, ты приходил ко мне ночью. И тебя еще удивляет, почему я убежала,
Доминик рассмеялся. Кэтрин никак не могла понять, чему он радуется.
— Я видел, как ты уходила. Стоял в тени повозки, ты меня и не заметила.
— Я тебе не верю!
— Почему? Ведь я верю тебе.
В самом деле, почему нет? До сих пор он ни разу не солгал ей. Во всяком случае, ей так казалось. У Кэтрин немного отлегло от сердца, она расслабилась, прислонилась к его крепкой груди, почувствовала тепло его тела, крепость мышц, услышала даже биение его сердца.
Доминик пошевелился, налитые мускулы заиграли под шелковой рубахой, и Кэтрин невольно вздрогнула, поймав себя на том, что думает, как приятно было бы коснуться его гладкой кожи, почувствовать под пальцами упругую игру крепких мышц.
