— Что-нибудь еще? — спросила Эвелин.
— Прошу прощения?
— Я хотела спросить, есть ли у тебя еще какие-нибудь новости для нас?
— Дай-ка взглянуть… Мистер Драммонд пишет, что этой зимой нам нужно будет углубить дно пруда и построить новые береговые террасы, чего я, конечно, позволить себе не могу. Полли Мейкпис просит разрешения провести очередную ежегодную встречу Коалиции за права женщин у нас дома в следующем апреле.
— Опять эти ужасные женщины в мужских нарядах! — воскликнула Эвелин, не скрывая отвращения, но, едва взглянув на штаны Лили, поспешно добавила:
— Не то чтобы ты выглядела менее привлекательной в этих своих… в этой одежде. Очень немногие женщины умеют подать себя так, как ты, моя дорогая.
— Благодарю, — отозвалась Лили.
Она-то прекрасно знала, что думала Эвелин о ее костюме.
— Впрочем, мне претит в них не только одежда, — продолжала Эвелин. — Мне кажется, они не из тех людей, с которыми тебе стоит общаться, Лил.
Лили изумленно уставилась на нее. Иногда у Эвелин проскальзывало чисто материнское стремление взять ее под свое крылышко.
— Я согласна с Эвелин, — заявила Франциска, удивив Лили еще больше. — Эта Мейкпис использует тебя самым бессовестным образом. По-моему, она просто завидует тебе, Лил. У тебя есть все качества лидера, а у нее — нет.
Как бы ни льстили Лили слова Франциски, она сочла их абсолютно неуместными. Пусть Полли Мейкпис и в самом деле ее использовала, однако, на взгляд Лили, это было слишком малой ценой за то, чтобы ее собственная совесть оставалась чистой. Вот уже четыре года управление имением отнимало все ее силы — годы, которые она могла бы посвятить борьбе за свои идеалы. Поэтому Лили тщательно обдумала свои слова. Она бы ни за что не позволила себе обидеть ни одну женщину на свете.
— Вот еще! Вряд ли я представляю угрозу для Полли Мейкпис, если та действительно хочет стать председателем коалиции. Более того, как ни стыдно мне в этом признаться, я теперь почти не поддерживаю связи с этой организацией. Почти все мое время отдано Милл-Хаусу.
— Но принимать ее в нашем доме, Лили! Что мы, собственно, о ней знаем? Да и об остальных тоже, раз уж на то пошло? Среди них не всегда попадаются приличные люди, дорогая. Кто знает, откуда они родом…
Лили вздохнула:
— Милые мои, если вы не хотите видеть их здесь, то, ради всего святого, так прямо и скажите. Но если ваше единственное возражение касается их происхождения, то, боюсь, в глазах света скорее они могут запятнать себя общением со мной, чем наоборот.
— О, не говори так! — в ужасе воскликнула Эвелин. — Мы любим тебя, Лили. Я даже не представляю себе, что бы мы делали без тебя. С тобой дом стал таким уютным, таким спокойным…
— Ты хочешь сказать — похожим на сонное царство, — отозвалась Лили. У нее сложилось впечатление, что те четыре года, в течение которых она вела дела в поместье, показались Эвелин одним сплошным отдыхом после обеда. — И если Милл-Хаус стал для всех нас настоящим домом, то лишь благодаря тебе, дорогая, а никак не мне. Как только пять лет останутся позади, — продолжала девушка, усилием воли сохраняя спокойствие, — мне придется отсюда уехать.
— Но почему? — вскричала Эвелин. Франциска в это время не спеша потягивала чай, выражение ее лица было непривычно серьезным.
— Если я окажусь в проигрыше, то сомнительно, чтобы мистер Торн предложил мне остаться здесь. — Эта мысль заставила ее насмешливо скривить губы. — А если я одержу победу, то не смогу содержать ферму. Она требует постоянного вложения наличных средств, которых у меня нет, так что мне придется ее продать.
Лили всячески пыталась скрыть свое огорчение. Она уже успела всей душой привязаться к Эвелин и Франциске — и к Милл-Хаусу тоже. Она любила его теплую светлую кухню и тихие спальни с мебелью, покрытой толстым слоем пыли, неимоверных размеров бальный зал и цветные витражи, которыми совершенно не к месту было украшено окно на третьем этаже под выступом крыши. Она любила вечные перебранки уток, резвившихся в пруду, толстых, туповатых на вид овец, которые смотрели ей вслед каждый раз, когда она утром проходила по аллее, и даже своих несчастных, списанных за негодностью скаковых лошадей.
Эвелин в ответ только фыркнула.
— Но ведь должен быть какой-то выход!
— Мы подумаем об этом, когда придет время, — заверила ее Лили. — Смотрите-ка, письмо от Бернарда! Вот, возьми, Эви.
Двенадцатилетний Бернард достиг того возраста, когда подросток начинает превращаться во взрослого мужчину. Однако в случае с Бернардом это определение было не вполне точным. Хотя и на удивление высокий для своего возраста, он ничуть не прибавил в весе за последний год. На коже у него появились прыщики, а голос ломался.
— И что он пишет? — поинтересовалась Франциска. Эвелин быстро просмотрела текст.
— Он пишет, что этим летом приедет в Милл-Хаус на каникулы раньше обычного.
— Надеюсь, он хорошо себя чувствует? — спросила Лили, стараясь не выдать тревоги.
Ей с трудом верилось, что бессердечные старые ослы позволят мальчику покинуть школу раньше срока без уважительной причины.
— По его словам, с ним ничего серьезного. Просто мальчику удалось убедить директора школы, что несколько лишних недель отдыха пойдут ему только на пользу. — Напускное спокойствие исчезло с лица Эвелин. — Ох, Лили! Если он нездоров, мы можем оставить его здесь, правда?
— Разумеется, — успокоила ее Лили, ощущая свою беспомощность.
Бесчисленные записки Горацио, а также указания, оставленные им у доверенных лиц в банке, определяли судьбу бедного мальчика на несколько лет вперед.
— Вот было бы славно, если бы он провел с нами все лето, как ты думаешь? — спросила Эвелин с видом трогательной признательности Лили за ее поддержку.
— Просто чудесно, — ответила вместо нее Франциска. — Чем больше вокруг мужчин, тем лучше.
— Франциска! — укорила ее Эвелин. — Ты не должна выражаться так в присутствии Бернарда.
— Конечно, ты права. Держи себя в руках, Фран, — пробормотала Лили рассеянно.
Ее взгляд упал на последнее письмо в стопке. Оно было от Эйвери Торна и адресовано мисс Лилиан Бид. Не Той, Кого Следует Слушаться, не Эмансипированной Мисс Бид и даже не Ей Собственной Персоной. По ее телу пробежала дрожь от мрачного предчувствия. Тут что-то было не так, поэтому она засунула письмо в самый низ стопки, намереваясь прочесть его позже.
Вернувшись в свой кабинет, Лили походила по комнате, потом постояла у окна, любуясь распустившимися розами, и наконец, решительно шагнув к столу, вскрыла конверт с письмом Эйвери.
Спустя четверть часа Лили стояла у окна в своем кабинете, любуясь видом снаружи. За окном пышным цветом распустились розы, и их кремового цвета лепестки казались ослепительными, как хлопья белого снега, на фоне ярко-зеленой листвы. Она вскрыла конверт.
