Здесь Бизли сделал театральную паузу, взглянув на Кэтрин поверх пенсне. Все, что она смогла произнести, было:
– Это так похоже на моего отца. Он был добр ко всем. Он всегда был готов поделиться последним с нищим и не думал о награде.
– Наверное, это произошло до того, как он повстречался с вашей матерью, – заметил Седрик, чьи мысли уже обратились ко всевозможным проблемам, обычно связанным с подобного рода подарками судьбы. – Там не упоминается, что он обручен, не так ли, Бизли?
– Нет, сэр, ни разу. Он упоминает о преподобном Энсоне как о холостом человеке. Вы позволите продолжать?
– Валяйте.
– «Я приехал в Нью-Йорк и разыскал родных, которые жили в ирландской общине. Мы были бедны, но зато там была масса возможностей для приложения сил таких энергичных, предприимчивых людей, как я. Я поселился в Новом Орлеане и перенес все тяготы войны, веря, что после ее окончания можно будет возобновить торговые операции. Не стану вдаваться в подробности того, как я сумел нажить свое богатство. Говоря кратко, оно пришло ко мне благодаря стойкости и удачливости. Хлопок, сахар, морские перевозки и строительство железных дорог – все это я сделал своим. И теперь я все оставляю своему наследнику или его потомству: особняк в Новом Орлеане, плантацию выше по реке, мои деловые вложения и все деньги до последнего пенни. Это все их по праву, и я молю Бога, чтобы оно принесло им счастье. Я никогда не был женат и не имел детей, но даже если бы таковые у меня были – все равно я должен был выполнить клятву, не отступив ни от одного ее слова. Джон Энсон спас мне жизнь, в чем я клянусь спасением своей бессмертной души».
В комнате повисла тишина.
– Это все? – наконец спросил Седрик.
– Остаются лишь формальности, которые надо выполнить через банки. – Бизли снял пенсне, с особым тщанием протер его и снова водрузил на нос. – Однако существует небольшое условие…
– Ага, я так и думал, что все не так просто.
– Ничего страшного, милорд. Есть дополнительное распоряжение, что наследник должен сам явиться в Новый Орлеан, дабы должным образом оценить то, что мистер Керриган делал на протяжении своей жизни. Это может оказаться проблемой?
– Уверен, что нет. Ты ведь не побоишься отправиться в Америку, моя дорогая? – обратился Седрик к Кэтрин.
– Нет, дядя, наверное, нет. – Кэтрин едва перевела дух, собираясь с мыслями. – Боже милостивый, а я помыслить о таком не могла.
– Итак, вы согласны с условиями завещания? – прямо взглянул на нее Бизли.
– Да, я согласна. Что дальше?
– Я полагаю, что финансовые тонкости вы предоставите на усмотрение лорда Седрика и меня, – сообщил стряпчий все в той же покровительственной манере. – Все, что мы от вас попросим, – расписаться там или здесь. Я уверен, что юная леди вроде вас вряд ли захочет разбираться в скучных деловых бумагах.
– О, но я-то хочу, сэр! Конечно, хочу! Я не нахожу их ни скучными, ни непонятными. И я хочу сама знать все. – Она выпрямилась в кресле в возбуждении от осознания того, что ее будущее обеспечено. Отныне она богата, невероятно, баснословно богата! Ослепительная перспектива… Отныне она будет иметь все, что угодно: путешествия, туалеты, образование – безо всяких ограничений. Она сможет помочь Бет Карпентер и другим несчастным, подобным ей, и никто не посмеет ее ни в чем упрекнуть. Церковные святоши могут удавиться от злости, и с ними вместе их епископ. Она свободна!
– Я предвижу здесь некоторые затруднения, – пробурчал Бизли, возвращая ее с небес на землю. Он не слишком верил, что женщины могут достичь успеха в тех областях, которые до сих пор были доступны лишь мужчинам.
– Разве это не мои деньги? – нахмурилась она.
– Безусловно, ваши, – неловко поежился Бизли.
– И мои предприятия?
– Да.
– И моя недвижимость?
– Да.
– Ну так я желаю все знать о них. Не так ли, дядя?
– Если вы так решили, дорогая, – улыбнулся он, любуясь растерянностью стряпчего.
– Я решила. Итак, мистер Бизли, каков должен быть мой следующий шаг? Я должна пойти в банк, открыть счет? И что вам известно о Новом Орлеане? Я желаю сама ознакомиться с его историей, прежде чем попаду туда. – Она придвинула свое кресло к столу и повелительно взмахнула в сторону бумаг. – Приступим же, джентльмены. Не стоит тратить время даром.
«Просто невероятно, как круто может перемениться жизнь одним росчерком пера, – думала Кэтрин. – Все у меня теперь по-иному. За тот месяц, что прошел с момента, когда я села на поезд в Темпл-Мидз, я изменила не только свой облик, но и взгляды. Я даже перестала грызть ногти!»
Дни ее были наполнены до краев: Седрик помогал ей войти во владение наследством, знакомил с банкирами, брокерами, финансовыми воротилами – всеми, к кому она относилась с уважением, но, пользуясь наставлениями дяди, не забывала сохранять дистанцию. Вряд ли ей удалось бы справиться без помощи Седрика, ее запросто могли обвести вокруг пальца, и она была безмерно благодарна этому проницательному человеку. Однако все же оставалась область, в которой и он был бессилен: ей необходим был наставник, способный обучить ее светским манерам, столь необходимым ей сейчас: ее положение можно было сравнить с состоянием куколки, из которой вот-вот выйдет удивительная бабочка, чьи крылья вполне способен изломать надвигающийся жизненный шторм.
– Я слишком мало разбираюсь во всех ваших дамских финтифлюшках, – признался Седрик однажды вечером, когда они ужинали у нее в отеле. – Необходимо подыскать для этого подходящую даму.
– Я так потрясена, что до сих пор с трудом в это верю, – отвечала Кэтрин, внезапно осознав, что она, когда-то чувствовавшая себя так неловко среди красного плюша в изысканной обеденной зале Гортранс-Отеля, отныне может позволить себе гораздо более роскошное жилье. – Я, когда-то мечтавшая стать компаньонкой какой-нибудь леди, теперь сама собираюсь ею обзавестись!
– И тем не менее это так, – подтвердил Седрик, погруженный в собственные мысли.
На следующий день, откушав ланч, они проследовали в комнату отдыха при отеле в сопровождении дамы лет тридцати. Она была весьма привлекательна, улыбчива (причем всякий раз обнаруживались очаровательные ямочки на щеках), а ее золотистую шевелюру венчала невообразимых размеров шляпа, поразившая Кэтрин обилием цветов из шелка и бежевых перьев. Изящную фигуру с осиной талией превосходно обрисовывало дневное платье кремового цвета и шелковый жакет табачного оттенка.
– Кэтрин, позвольте представить вам миссис Прентис, – сказал Седрик, и Кэтрин отметила про себя, что сегодня, надев коричневый твидовый костюм, рубашку со стоячим воротничком и крошечный галстук-бабочку, он выглядит еще большим франтом, чем обычно.
