Голос Клэр, сильный и строгий, прозвучал за его спиной, нарушив тишину.
— Джилиан, — позвала она.
Раздался тихий неожиданный свист, и ночь осветилась ярким пламенем. Потрясенный Роджер отступил назад, споткнулся и упал на колени.
Сначала — ничего, затем острая боль в глазах и резкий свет, ослепивший его. Он услышал крик рядом с собой и почувствовал на плече руку Брианны. Роджер крепко зажмурился, из глаз потекли слезы, и зрение начало возвращаться к нему.
Стройная фигура стояла между ними и огнем — силуэт, похожий на песочные часы. Когда зрение вернулось, он понял, что женщина была одета в длинную широкую юбку и узкую жилетку — одежду из другого времени. Она повернулась на зов, и Роджер заметил большие глаза и светлые летящие волосы, развеваемые горячим ветром от костра.
Он стоял на нетвердых ногах, удивляясь, как она смогла притащить сюда такое большое бревно. Затем — как удар в лицо — он ощутил запах горящих волос и потрескивание кожи. Он вспомнил. Сегодня вечером Грега Эдгарса не было дома. Не зная, что является необходимым элементом, кровь или огонь, она решила попробовать и то и другое.
Роджер промчался мимо Брианны, весь сосредоточившись на высокой, стройной девушке, которую он видел перед собой, на ее лице — зеркальном отражении его собственного лица. Она увидела его, повернулась и понеслась, стремительно, как ветер, к расщелине в конце каменного круга. Через плечо у нее был перекинут грубый холщовый рюкзак; он слышал ее недовольное ворчание, когда при беге рюкзак бил ее по бедру.
Она немного помедлила, протянув руку к скале, и оглянулась назад. Он мог бы поклясться — по ту сторону огненной завесы ее глаза остановились на нем, встретили его взгляд и выдержали его. Он открыл рот в безмолвном крике. Она повернулась, легкая, словно искра, и исчезла в расщелине.
Огонь, мертвое тело, сама ночь — все внезапно исчезло в резком оглушительном грохоте. Роджер почувствовал, что лежит на траве лицом вниз, цепляясь за землю в неистовой жажде ощутить под рукой хоть что-нибудь знакомое, чтобы сохранить разум. Но тщетно, все его чувства отказали ему; сама земля казалась чем-то нематериальным, аморфным, будто он лежал на зыбучем песке, а не на твердом граните.
Ослепленный сверкающей белизной, оглушенный визгом расступающихся камней, Роджер шарил по земле руками, яростно бил по ней ногами, не ощущая собственных конечностей и осознавая только одно: что-то с бешеной силой тянет его к тому темному кругу и он должен, должен противостоять этой силе.
Слух постепенно начал возвращаться к нему, и тогда он услышал голос, выкликающий его имя. Вернее, его имя, повторяемое между какими-то обрывками фраз:
— Ты, идиот! Ты… придурок! Роджер, да очнись же ты, осел!.. — Голос звучал приглушенно — по крайней мере, так ему казалось, — но он ясно различал слова. С нечеловеческим усилием он приподнялся и уцепился за ее руки. Он шел, спотыкаясь и пошатываясь, как будто выбрался из-под тяжелой лавины, и вдруг оказалось, что он тупо смотрит в залитое слезами лицо Брианны Рэндолл; глаза ее показались ему темными, как пещера в умирающем свете костра.
Нестерпимо пахло бензином и горелым мясом. Он отвернулся, зажал рот рукой, но его все-таки вырвало на мокрую траву. Занятый своей физической немощью, он даже не обрадовался тому, что к нему вернулась способность чувствовать запахи.
Он вытер рукавом рот и неуверенно потянулся к руке Брианны. Ее трясло.
— О Боже, — говорила она, — О Боже, я думала, что не смогу остановить тебя. Ты полз прямо туда. О Боже.
Роджер привлек ее к себе, она не сопротивлялась, но и не ответила ему, просто стояла и по-прежнему дрожала, и слезы текли из ее широко раскрытых глаз. И снова и снова, как затертая пластинка, она повторяла:
— О Боже.
— Ш-ш, все будет в порядке, — сказал Роджер, — Успокойся.
Голова стала кружиться меньше, но он все еще чувствовал себя так, словно его раскололи на несколько кусков и раскидали по всем частям света.
Из темноты послышался легкий хлопок, Брианна непроизвольно вскрикнула, и тишина ночи вернулась вновь. Он закрыл уши руками, словно для того, чтобы утишить эхо только что отзвучавшего шума.
— Ты это тоже слышала? — спросил он.
Брианна, как кукла, кивнула, все еще продолжая плакать.
— А твоя… — начал он, все еще с трудом собирая разбегающиеся мысли, затем резко выпрямился, как бы полностью придя в себя, — Твоя мама! — воскликнул он, крепко сжав руки Брианны. — Клэр? Где она?
От ужаса у Брианны отвалилась челюсть, диким взглядом оглядывала она опустевший круг, где зловеще маячили огромные, в рост человека, камни, едва видимые в тени умирающего костра.
— Мама! — закричала — нет, завизжала она. — Мама, где ты?
— Все в порядке, — сказал Роджер, стараясь говорить уверенно. — Теперь с ней все будет в порядке.
По правде говоря, он не знал, придет ли Клэр Рэндолл в себя хоть когда-нибудь. Она была жива — это единственное, за что он мог ручаться.
Они нашли ее у самого края круга, она лежала без чувств, бледная, как только что поднявшаяся на небо луна, и лишь капли крови, медленно сочившейся из пораненных ладоней, свидетельствовали о том, что сердце ее еще бьется.
О своем дьявольском нисхождении вниз, к тропе, к машине, когда ее вес мертвым грузом давил ему на плечи, неловко подталкивая его, когда он спотыкался на камнях, а ветви цеплялись за его одежду, он предпочитал не вспоминать.
Спуск по проклятому холму лишил его последних сил; и уже Брианна везла их к дому — руки ее как клещи впились в руль, лицо окаменело.
Скорчившись на сиденье рядом с ней, Роджер видел в боковом зеркале последний слабый отблеск на вершине холма, где, словно дымок от пушечного выстрела, плыло маленькое светящееся облачко — немое свидетельство воинственного прошлого.
Брианна склонилась над диваном, где лежала ее мать, неподвижная, как каменное изваяние на саркофаге. Роджер с содроганием взглянул на очаг, где притаилось дремавшее пламя, и включил маленький электрический камин, которым его преподобие согревал ноги зимними вечерами. Его прутья раскалились, стали оранжевыми, камин громко и дружелюбно загудел, развеивая гнетущую тишину кабинета.
Роджер присел на низенькую скамеечку около дивана, чувствуя себя усталым и опустошенным. Призвав на помощь последние остатки решимости, он потянулся к телефонной трубке, но его рука повисла в нескольких дюймах от телефона.
— Может быть… — Ему пришлось остановиться, чтобы прокашляться. — Может быть… вызвать врача? Или полицию?
— Нет, — решительно ответила Брианна, склоняясь над диваном. — Она приходит в себя.
Опущенные веки дрогнули, при воспоминании о перенесенной боли на мгновение сжались и затем открылись. Чистые и прозрачные, как мед, глаза обежали комнату, скользнули по лицу Брианны, в напряжении застывшей около Роджера, и остановились на его лице.
