— Ханна, тебе лучше? — спросила она.
Голос ее был участливым и даже добрым, а глаза — мертвыми. Горе цепко держало королеву в своих когтях. Одна из фрейлин подбежала и расправила ей шлейф платья. Мария этого даже не заметила.
— Да, ваше величество. Мне получше, но меня очень расстроило письмо. Я получила его сегодня. Мой отец очень болен. Возможно, он даже при смерти. Мне необходимо отправиться к нему.
Мое бледное, изможденное лицо лишь подтверждало очередную ложь.
— Он живет в Лондоне? — спросила королева.
— Нет, ваше величество. Он живет в Кале, вместе с семьей моего жениха. Там у него небольшая лавка.
Королева рассеянно кивнула.
— Конечно, поезжай к нему. Надеюсь, он с Божьей помощью выздоровеет. Когда это случится, обязательно возвращайся, Ханна. Можешь зайти к казначею и сказать, что я распорядилась выплатить тебе жалованье вперед. Деньги тебе не помешают.
— Благодарю вас, ваше величество.
У меня сдавило горло. Она по-доброму отнеслась ко мне, а я ведь убегала от нее. Но затем я вспомнила про костры в Смитфилде, про женщин, с которыми провела ночь в застенке. Вспомнила две свои попытки вступиться за невинно осужденных. Мне стало легче.
Мария протянула мне руку. Я привычно опустилась на колени и поцеловала ее пальцы. В последний раз я ощутила, как ее рука мягко коснулась моей головы.
— Да благословит и сохранит тебя Господь, Ханна, — сказала она, не зная, что это ее верный кардинал и его охота на заговорщиков до сих пор вызывали у меня дрожь.
Потом она отошла, и я встала.
— Возвращайся как можно раньше, — повелительным тоном произнесла королева.
— При первой же возможности.
— Когда выезжаешь? — спросила она.
— Завтра, на рассвете.
— Бог тебе в помощь. Счастливого пути и благополучного возвращения.
Я давно не слышала, чтобы ее голос был таким мягким и даже нежным. Королева улыбнулась мне одними губами и вошла в распахнутые двери. Сейчас она появится перед придворными с высоко поднятой головой, бледным лицом и глазами, потемневшими от печали. Вряд ли кто-то из придворных продолжал относиться к ней с уважением. Но они привычно поклонятся ей, а потом будут за ее счет пить и есть в свое удовольствие.
Я не стала дожидаться завтрашнего утра. Когда все ушли обедать, я надела свой темно-зеленый камзол, новые сапоги для верховой езды, плащ и шапочку. Достав из сундука заплечный мешок, я положила туда подаренный королевой служебник и мешочек с монетами, что получила у казначея. За три года службы при дворе я ничего не приобрела, хотя на своей должности могла бы туго набить карманы золотом.
Теперь нужно было незаметно покинуть дворец. Я осторожно спустилась по боковой лестнице, но она тоже проходила мимо большого зала. Оттуда сейчас доносились столь знакомые звуки: стук посуды, гул голосов и редкие всплески смеха. Скрипели ножи, нарезающие хлеб, звенело стекло бокалов. Чем дальше от королевы, тем громче и оживленнее переговаривались придворные. За три года я свыклась с этими звуками, как привыкаешь к звукам родного дома. Мне не верилось, что теперь это уже не мой дом, не мое безопасное пристанище. Я покидала место, становившееся для меня все опаснее. И не только для меня.
Я остановилась на ступенях, отчаянно желая, чтобы сейчас проявился мой дар и подсказал мне необходимые действия. Но их мне подсказал не дар, а давнишний страх. Кто-то из поваров дворцовой кухни не уследил за жарящимся мясом, и оно подгорело. Кухня находилась рядом, и запах быстро проник на лестницу. Окружающий мир исчез. Я оказалась на городской площади Арагона, где заживо сжигали какую-то женщину. В воздухе тошнотворно пахло горящим человеческим мясом. Женщина кричала от боли и ужаса, глядя на свои почерневшие ноги.
Я понеслась прочь. Мне было все равно, видят меня сейчас или нет. Я бежала к реке, чтобы попасть в город кратчайшим и наименее заметным путем. Спустившись к пристани, я стала ждать ближайшей лодки, плывущей в сторону Лондона.
Причал охраняли четверо солдат. Еще не менее дюжины расположилось вдоль берега. Мне пришлось улыбаться и делать вид, будто я собралась на тайное свидание.
— А что это за маскарад? — удивился молодой солдатик. — Оделась, как парень, а голос — как у девки. Или ты не знаешь, какого ты рода? Хочешь, помогу разобраться?
Я задумалась над достойным ответом, но тут к доскам пристани причалила лодка, доставившая ко двору нескольких горожан.
— Мы не опоздали? Ее величество еще обедает? — спросила толстая женщина, машущая солдатам, чтобы помогли ей сойти на берег.
— Да, королева еще обедает, — успокоила я толстуху.
— И сидит на троне, под знаменем государства? — допытывалась она.
— Конечно. Все как положено, — подтвердила я.
Толстуха радостно улыбнулась.
— Никогда не видела королеву за обедом, хотя много раз обещала себе это удовольствие, — призналась она. — Куда нам идти?
Я показала ей направление. Теперь я поняла, что сюда приплыло на своей лодке целое семейство, жаждавшее увидеть обедающую королеву.
— Возле дверей стоят стражники. Вы им скажите, кто вы, и вас пропустят. А можно мне воспользоваться вашей лодкой? Мне спешно нужно в Лондон.
Толстуха махнула лодочнику.
— Отвези юношу, куда скажет. Только не забудь вернуться.
Я прыгнула в качающуюся лодку, и мы отчалили. Дождавшись, пока лодка отойдет подальше от пристани и солдаты меня не услышат, я попросила лодочника высадить меня напротив Флит-стрит. Возможно, этим парням на причале было глубоко наплевать, куда я направлялась, но мало ли что. При дворе не должны знать, куда я собралась.
И вновь я крадучись двигалась к нашему дому. Прежде чем войти, я хотела убедиться, что за это время никто туда не вламывался. Я завернула за угол и буквально приросла к булыжникам мостовой. Я увидела то, чего больше всего боялась увидеть. Дверь дома была открыта настежь. Внутри горело несколько свечей. В их свете я заметила силуэты двоих… нет, троих людей. Возле дверей стояла большая повозка, запряженная парой лошадей. Из нашего дома выносили бочки с манускриптами, оставшимися после отъезда отца. Содержимого одной такой бочки хватило бы, чтобы отправить меня на виселицу.
Я встала в темном проеме чужой двери и как можно ниже надвинула шапку. Если инквизиторы нашли бочки с манускриптами, они нашли и ящики с запрещенными книгами. Нас объявят злостными распространителями ереси. За наши головы назначат вознаграждение. Придется смириться с потерей отцовских сокровищ и позаботиться о спасении собственной шкуры. Прочь отсюда! Поскорее добраться до доков и найти ближайший корабль, отплывавший в Кале. Если меня сейчас схватят, я вскоре превращусь в кусок жареного человеческого мяса.