Изабелла смутно попыталась подумать о брате и о том, как он умер, но воспоминание, как туман, рассеялось, изгоняемое поцелуями мужа, пока у нее внутри не образовался вакуум от тоски по нему и желания, от потребности ощутить его в себе. Она, как во сне, попыталась преодолеть в себе это ощущение, попробовала освободиться от объятий Воррика, но он лишь крепче обнял ее.
Девушку захлестнул поток эмоций, когда его рот требовательно сомкнулся на ее губах. Изабелла задохнулась от возмущения и желания одновременно. Она уже не могла отвергнуть Воррика – своего мужа, свою истинную любовь. Ее предательское тело подалось ему навстречу, превращаясь в расплавленную лаву, когда он гладил и ласкал ее, прикасаясь в тех местах, где ни один мужчина никогда не трогал ее и никогда не дотронется. Сердце Изабеллы с бешеной скоростью забилось в груди. Пульс в ямочке на шее затрепетал подобно крыльям бабочки, когда Воррик поцеловал жену, поласкал языком эту ямочку, слегка покусывая зубами.
Изабелла в полузабытьи попыталась еще раз избавиться от этого наваждения, но Воррик снова и снова опалял ее поцелуями, пока до последней капли не вытеснил сопротивление из ее тела. Воррик нежно и страстно целовал щеки, глаза, волосы, губы, шею любимой. Нервы ее были натянуты, как струны, она покрылась испариной, а тело нестерпимо жаждало его.
– Любимая, – хрипло прошептал Воррик, и жена слегка задрожала и простонала от этих слов, – любимая. – Он говорил ей что-то на уэльском языке, но его слова Изабелла понимала лишь наполовину. Ей так и не удалось постичь этот странный язык, но сейчас его слова в переводе не нуждались: смысл их был ей понятен. Это был язык любви – их любви.
Изабелла тонула, умирала и одновременно оживала, что не могла поверить в это. Она превратилась в источник разных ощущений, чувственных эмоций, трепетавших рядом с ним, и уже не способна была думать. Изабелла могла только вдыхать, вкушать, осязать и не сразу поняла, что Воррик отпустил ее руки, предоставив им свободу, которую они так желали получить. Она даже не осознавала, что ее пальцы поползли вверх и переплелись с прядями пышных каштановых волос табачного оттенка. Ее руки обняли его за шею и привлекли поближе, когда он прикоснулся к ее лебединой шее, выгнувшейся ему навстречу, и Изабелла слегка вздрогнула от восторга и страха. Его поцелуи заставили ее почувствовать себя совершенно беззащитной перед ним. Могли ли эти зубы, что так нежно покусывали шею, впиться в ее плоть и перегрызть ей горло? Может быть, эти руки, которые так нежно и страстно ласкали, могли с такой же легкостью вырвать жизнь из ее тела?
Воррик, как будто догадавшись о мыслях жены, властно сжал ее.
– Моя, – прошептал он, – ты навсегда моя.
При этих словах Изабелла вздрогнула. Сила, которую она чувствовала в нем, ошеломила ее, кружила голову, возбуждала в ней те дикие необузданные эмоции, которые не усмирит ни одна цивилизация. Плоть горела в огне, и этот жар окутывал теплом и сладостным блеском с запахом белых роз, который так нравился Воррику. Их губы снова встретились, пробуя и поглощая друг друга. У Изабеллы подкосились ноги, и если бы не сильные объятия Воррика, она бы упала.
Потихоньку, незаметно, вся одежда спадала с нее с такой легкостью, как вздох, вырывающийся из ее тела. Одежда водоворотом сатина падала на пол к ее ногам до тех пор, пока Изабелла не оказалась совершенно нагой в его объятиях, – маленькая прекрасная богиня, которую готовы были бесконечно боготворить его руки и губы.
Глаза Воррика поглощали ее тело целиком. Он приходил в восторг только от прикосновения к ее упругой и мягкой коже, к которой он так долго не прикасался. Воррик резко вздохнул, вспоминая каждый изгиб ее тела, каждый уголок, который он называл своим.
Его. Только его. Навсегда его. Он никогда не позволит ей уйти. Даже в том случае, если Изабелла возненавидит его на всю оставшуюся жизнь, граф никогда не позволит, чтобы его любимая принадлежала другому. Его лесная нимфа, его русалка, которая околдовала своими бездонными серо-зелеными глазами, очаровала, как Сирена[16] своими песнями, невидимыми волшебными нитями так крепко привязала Воррика к себе. Он любил Изабеллу и она была его. Только это и имело значение.
Воррик наслаждался, лаская ее грудь, эти, словно вылепленные из гипса, округлости, которые всегда его так зачаровывали. Они были, как мрамор, настолько прозрачные, что он видел прожилки, по которым текла кровь Изабеллы. Их розовые почки расцветали и набухали, когда его ладони накрывали их, поглаживая по крошечным бутонам с чувственной медлительностью. От этих крошечных бутонов во все стороны разливались волны удовольствия. На мгновение Изабелла почувствовала внутреннее волнение, трепет в груди и сладостное ощущение, когда Воррик нежно провел пальцами по ее отвердевшим бутонам, от чего они поднялись еще выше. Его рот накрыл набухший сосок, а язык обвился вокруг него, от чего Изабелла невольно подалась вперед, предоставляя свое тело во власть его губам, пальцам, желая большего наслаждения. Она чувствовала, как ее соски сморщились, а потом еще больше напряглись, когда он снова и снова возбуждал их, пока ее не захватило страстное желание. Его рот метнулся по груди, потом нашел другую грудь, объяв ее пламенем, распалив тлеющие угольки. Девушка уже поддалась той дикой страсти, которая когтями разрывала ее тело.
Глубоко, где-то внутри ее женского начала зажглось пламя, разраставшееся до тех пор, пока не превратилось в пожарище. Ей отчаянно хотелось, чтобы он его погасил. Она до боли хотела, чтобы он вошел в нее, но он все еще продолжал целовать, едва касаясь невесомыми и легкими, как облачки, губами ее живота, мучительно подогревая закипающее в ней желание. Воррик медленно опустился перед ней на колени, потом взял ее за бедра и привлек ближе. Языком он нащупал пупок, от чего она рассмеялась хриплым гортанным смехом. Ей было щекотно, и это одновременно ее возбуждало. Изабеллу очень радовало то, как он любит ее. Как хорошо было снова смеяться – даже если это ненадолго – с человеком, которого она любила, с человеком, который любил ее. Изабелла не понимала, как ей этого не хватало. Муж, смеясь, посмотрел на нее, и янтарные глаза зажглись нежностью, но она увидела, как боль и время наложили отпечаток на его лицо в виде глубоких морщин возле глаз, и ее серо-зеленые глаза опечалились. Воспоминания прошлого ушли и они снова перенеслись в настоящее.
Глаза Воррика слегка потемнели от печали и еще от чего-то, когда его руки сжали ее бедра, затем скользнули вниз по ногам, лаская их плавные изгибы, потом снова вверх-вниз, пока, наконец, он не развел ее ноги. Пальцы неторопливо скользили по внутренней поверхности бедер, и Изабелла задрожала от страстного желания, которого не могла скрыть.
