И именно в этот момент в сопровождении слуги с подносом в гостиную вошла Кейт. Она не смотрела на Неда. Она не смотрела ни на кого. И она ничего не сказала по поводу предмета их беседы. Леди Кэтлин вообще ничего не сказала. Однако по тому, насколько сосредоточенно Кейт занялась угощением гостей и распределением изящных фарфоровых чашечек и традиционных огуречных сэндвичей, Нед мог определенно заключить, что она прекрасно расслышала последние слова Харкрофта. И они сильно задели ее, причинив боль.
Что хуже всего, никто не пошевелился, чтобы ее защитить. Даже он сам. И судя по тому, как Кейт посмотрела на заварочный чайник, она все поняла.
Усаживаясь, она намеренно выбрала самый отдаленный от них стул, словно для того, чтобы подчеркнуть свою непричастность к общей беседе. Харкрофт начал развивать перед ними свой план опроса сельских жителей и найма платных ищеек, а Кейт так и продолжала тихо сидеть, уставившись в свою чашечку. Нед не мог подобрать слов, чтобы описать неуютное чувство, мгновенно охватившее его при одном только взгляде на Кэтлин. Она вела себя благожелательно и с достоинством, до кончиков ногтей оставаясь именно той дочерью герцога, на которой он женился.
И ей было очень больно. Глядя на нее, Нед невольно чувствовал, будто… будто он упустил, забыл что-то важное.
Конечно, не ее. Он бы никогда не мог забыть Кейт. И не клятвы, которые он давал ей у алтаря. Нед вел долгую и мучительную борьбу с самим собой, пытаясь одновременно заботиться и любить Кейт и держать ее подальше от той тьмы, что была внутри его, тьмы, что могла однажды вырваться наружу.
Нет, после всего того, что она сказала ему в коридоре, он был абсолютно уверен, что неправильно, неприемлемо вел себя по отношению к ней, и не очень представлял себе, как все исправить. И удастся ли ему это вообще. Кейт сказала, что их брак может взлететь на воздух, как высохший осенний листок при малейшем дуновении ветра, и он не знал, как вдохнуть в него жизнь. Как сделать это, не тревожа собственных темных демонов, укрощенных, но навеки оставшихся в его душе? Единственное, в чем он прекрасно отдавал себе отчет, так это в том, что если он промолчит сейчас, если не попытается хотя бы смягчить причиненную ей боль, то никогда не сможет честно взглянуть на себя в зеркало.
Он поднялся и подошел к ней. Где-то позади него Харкрофт продолжал свои разглагольствования.
— В наши дни, — посетовал тот, — все забыли о правах мужа. Все эти возмутительные новшества!..
Возвышаясь за спиной у жены, Нед видел ее густые ресницы. Кейт не накрасила их сегодня, и когда она смотрела в свою маленькую чайную чашечку, ее ресницы дрожали. Не поднимая глаз на Неда — он вообще был не уверен, что она заметила его и поняла, насколько близко он к ней стоит, — Кейт тяжело вздыхала и добавляла в чай одну ложку сахара за другой.
Они совсем мало прожили вместе, однако даже тех нескольких месяцев кратких совместных чаепитий было вполне достаточно, чтобы запомнить, что его жена никогда не клала сахар в чай.
— Факты же говорят о том, — напыщенно провозгласил позади них Харкрофт, — что сама Британия как таковая была основана на правах супруга.
— Права супруга, — прошептала Кейт. — Боже упаси!
— Кейт?
Кейт вздрогнула, ее чашка стукнулась о блюдечко.
— Уже второй раз за эти несколько часов вы подходите ко мне сзади. Вы хотите причинить мне увечье?
Судя по ее последнему выражению, она была не очень высокого мнения о браке — не важно, шла ли речь о леди Харкрофт или о ней самой. Возможно, они сравнивали свои впечатления. Он не знал, что делать, кроме того, как вызвать у нее улыбку.
— Неужели я невольно помешал приватной беседе между вами и вашей чашкой?
Кейт изумленно посмотрела вниз. Даже Неду было заметно, что жидкость в чашке стала просто сиропообразной от огромного количества растворенного в ней сахара. Сколько же ложечек сахара она туда положила? Однако Кейт ничего не ответила.
— О, должно быть, это и вправду так, — продолжал Нед, — о чем я искренне сожалею, поскольку вам и вашему чаю есть много чего обсудить. Однако позволено ли мне называть его просто чаем? — Кейт окинула его удивленным взглядом. — Мне бы меньше всего хотелось оскорбить ваши усилия по превращению его в сироп.
Невольная улыбка тронула ее губы, она отставила свой невыпитый, переслащенный напиток. И — о чудо! — Нед сам не понял почему, но он протянул руку и коснулся ее пальцев. Было чертовски приятно ощущать их изящные, нежные косточки в своей ладони.
— О, постойте, постойте, — заметил Нед. — Я совершил ужасную ошибку. Но вы должны простить меня. За эти годы я совсем позабыл про этикет и правила старшинства. Вы — дочь герцога, чай ваш личный враг, и вы являетесь единственным его законным истребителем. Этикет же гласит, что…
— Ничего подобного! Я вовсе не… — растерялась она.
Однако появившийся после его слов веселый блеск в ее глазах не погас. Может быть, если ему удастся еще раз заставить ее рассмеяться, он сможет вернуть все обратно. Возможно, ему удастся заполнить юмором эту пропасть между ними.
— Ах, так вы не дочь герцога? — Он огляделся по сторонам в преувеличенном замешательстве. — А кто-нибудь еще здесь знает об этом? О, я никому не скажу, поверьте!
Ее рука дернулась, и ему удалось выиграть еще одну ее невольную улыбку. И это Нед тоже хорошо помнил — его попытки вызвать у нее смех во время завтрака с дежурными сэндвичами и ее притворно суровые выговоры за то, что она едва не подавилась от кашля. Это было довольно рискованным занятием даже при ярком свете дня.
— Прекратите дурачиться, — сделала она ему замечание.
— А почему бы и нет? — Он протянул руку и коснулся ее подбородка.
Кейт подняла голову. И тогда он вспомнил, почему беседы с ней представлялись ему столь опасными. Потому что она так смотрела на него. Прошли годы. Но на мгновение тот взгляд, которым она смотрела на него, показался таким же древним и загадочным, как тот, что Далила однажды бросила на Самсона. Это был взгляд, говоривший о том, что Кейт видит его насквозь, что она прекрасно различает за пеленою юмора совсем не веселую реальную причину его отъезда. Она смотрела на него так, будто понимала, как отчаянно он пытался сохранить контроль над собой, не потерять самообладания… и как близко она подошла к тому, чтобы разрушить все его усилия.
Его жена представляла для него опасность с самого начала их брака. В ней странным образом сочетались открытость и сбивающая с толку таинственность — загадка, которую ему так хотелось разгадать. Он хотел бы поразить всех ее драконов — да он запросто придумает их, даже если у нее и нет достойных пресмыкающихся противников. Короче говоря, он внезапно осознал, что опять впадает в то юношеское безрассудство, которое ему удалось побороть в себе с таким трудом.
