Мориньер не обращал больше внимания на спутницу. Он знал, что она следует за ним. Этого было достаточно.
Зато, Клементина видела это, он внимательно следил за каждым сторонним движением, отмечал всякий шорох и не снимал руки с эфеса.
Наконец, впереди посветлело, лес расступился, и они выехали на небольшую, заросшую высокой травой, поляну. Остановившись перед какими-то поросшими низким кустарником и мхом развалинами, Мориньер соскочил с коня.
Протянул к ней руки, тонкие и загорелые.
— Куда вы меня привезли? — легко опершись на его плечи, она спрыгнула на землю.
— Это очень интересное место, сударыня, — сказал вдруг весело. — Для тех, кто любит историю — в особенности. В здешних местах вряд ли есть что-нибудь более древнее. Тягаться с этими руинами возрастом может разве что римская дорога, проходящая вон там, — он махнул в сторону. — Под сенью таких же старых, раскидистых деревьев римляне ели, пили, молились и убивали — равно из-за любви и из-за ненависти. Можете себе представить, сколько разных воспоминаний хранит та дорога и эти развалины, которые мы теперь попираем ногами, с тех самых пор, как здесь проходили римские легионы. Разве это не удивительно?
— Удивительно? Ничуть не бывало! Люди и теперь занимаются тем же самым.
Он развел руками.
— Такова человеческая природа.
— Не для того же, чтобы пофилософствовать о человеческой природе, вы затеяли это путешествие?
— А вы считаете, человек этого не стоит? — улыбнулся. — Когда в разумное и духовное естество человека дьявол всеял грех, человек подпал тлению, страданию и смерти. Природа его стала иной. Он, бывший прежде бессмертным, самовластным и украшенным всяческими добродетелями, переменился. По-вашему, он не достоин сочувствия? Или хотя бы изучения?
— Ваша двойственность, отец мой, не мешает вам жить? — ехидно поинтересовалась Клементина.
Он сверкнул глазами, засмеялся легко:
— Нисколько.
Мориньер отвязал притороченный к седлу факел, перехватил его поудобнее.
— Идем.
Он вел ее вперед, между выступающими из земли остатками стен, ступеней и фундаментов. Наконец, остановился перед совершенно неприметной, полуразрушенной стеной. Она вся заросла плющом. Темно-зеленые свежие плети его переплетались с ветвями старыми, уже отмершими, покрывая стену плотным слоем, будто панцирем. Прямо у подножия стены разрослись, соревнуясь с плющом в живучести, кусты шиповника.
— Это здесь, — сказал Мориньер.
Он взял Клементину за руку, заставил ее сделать еще несколько шагов.
И тогда она увидела. В траве, в проеме между кустами, еле виднелось несколько заросших мхом, во многих местах обломанных, уводящих в темноту, ступеней.
Клементина попятилась, споткнулась обо что-то. Если бы не его быстрая реакция, она упала бы.
Он подхватил ее под локоть. Спустя мгновение, удостоверившись, что Клементина твердо стоит на ногах, отпустил, отступил в сторону, извлек из кожаного мешочка, висевшего на поясе, огниво.
Что-то в атмосфере вокруг окончательно перестало ей нравиться.
— Вы, я вижу, хорошо подготовились к прогулке, — проговорила отчужденно.
Жосслен де Мориньер зажег факел и молча подал ей руку.
Она не шевельнулась в ответ.
— Идемте, сударыня.
Клементина все колебалась, переводила взгляд с зияющей темноты внизу на протянутую ей руку.
— Вы не доверяете мне? — спросил.
— Я стараюсь дважды не повторять одних и тех же ошибок, — ответила холодно.
— Ладно, — сощурил глаза. — Обойдемся без этой чепухи.
Сделал несколько шагов по ступеням вниз, обернулся, повторил:
— Вашу руку, графиня.
Она, повинуясь скорее его голосу, чем словам, которые он произносил, прошла по неровным, скользким ступеням, неуверенно шагнула в узкий проем.
Ее встретила живая, сырая, враждебная темнота, едва рассеиваемая светом факела. Некоторое время Клементина не могла заставить себя сделать и шага дальше. Она стояла, с трудом удерживаясь от того, чтобы не броситься назад, к свету и свежему воздуху.
Мориньер чуть впереди терпеливо ждал, когда она возьмет себя в руки.
— Что это? — спросила, наконец, Клементина, оглядываясь.
Неясный свет извлекал из темноты причудливые, изломанные каменные поверхности. Своды, стены, выступы в них, углубления в свете этом принимали очертания странные, даже пугающие. Подвижные тени, рождаемые огнем, добавляли пространству таинственности и какой-то невнятной, неочевидной опасности.
Клементина поежилась.
— Зачем вы меня сюда привели?
— Чтобы вы узнали немного более того, что вы знаете сейчас. Вы готовы идти со мной дальше?
— Я хочу знать, что это за ход, — нервно ответила.
— Это тоннель, который ведет прямиком к вашему замку.
Она смотрела на него. Молчала в замешательстве.
Он подождал, потом усмехнулся:
— По всему судя, ваш муж не счел нужным ознакомить вас с некоторыми особенностями своего родового гнезда?
— Оставьте этот тон, граф, — разозлилась вдруг.
Мориньер сдержанно засмеялся. Его смех, повторенный и усиленный многократно, прозвучал в темноте тоннеля неприятно.
Она дернула плечом, сделала несколько быстрых шагов вперед, вышла из создаваемого факелом круга света, наступила на что-то мягкое. Это что-то дернулось, выскользнуло из-под ноги.
Клементина вздрогнула, закричала. Наверху, где-то над ее головой, раздался шелест, поначалу тихий, потом все усиливающийся и усиливающийся.
От ужаса Клементина обхватила голову руками.
Ей почудилось, это страшное нечто черной массой сейчас ляжет ей на плечи, окутает ее, поглотит. Мужчина мгновенно оказался рядом с ней, поднял факел повыше, обнял ее за плечи. Ей показалось, прикрыл ее собой.
— Успокойтесь. Это только летучие мыши. Что случилось? Отчего вы кричали?
— Вы привели меня сюда, чтобы посмотреть, как я буду умирать от ужаса?
— Не говорите глупостей, Клементина, — сказал мягко. — Вы преувеличиваете степень моей склонности к злодейству. Я хотел показать вам, куда выводит этот подземный ход, который начинается, — или заканчивается, это уж как вам угодно, — в одной из комнат вашего замка.
— В какой комнате? Что вы несете?
— Тоннель этот — терпеливо повторил Мориньер, — соединен с центральной башней вашего замка, а через нее — с домом, в котором вы теперь живете, и рядом хозяйственных построек.
— С центральной башней?
Она высвободилась, уставилась на него. Она не заметила даже, что он назвал ее по имени. Она глотала ртом воздух, задыхалась от волнения, не могла никак собраться, сообразить, решить не могла, говорить ему об этой истории с привидением в центральной башне или нет. Не сказала.
