— С центральной башней?
Она высвободилась, уставилась на него. Она не заметила даже, что он назвал ее по имени. Она глотала ртом воздух, задыхалась от волнения, не могла никак собраться, сообразить, решить не могла, говорить ему об этой истории с привидением в центральной башне или нет. Не сказала.
Он снова спросил:
— Так что произошло?
— Я наступила на что-то. Оно… оно двигалось.
Мориньер приблизил факел к поверхности пола.
— Ничего нет. Вы видите?
— Мне не показалось.
— Вполне допускаю, — ответил спокойно. — Это могла быть лягушка. Или змея.
— Змея??
Он засмеялся, заметив, как от отвращения она передернула плечами. Этот же нечаянный жест он отметил на днях, когда произносил ей слова приветствия.
— Что смешного я сказала? — разозлилась она опять. — Что во мне, в конце концов, так неизменно вас веселит? Объясните мне. Возможно, мы посмеемся вместе.
Он молчал. Смотрел на нее с непонятным, а оттого еще более раздражающим ее, вниманием.
— Если б вы знали, если б могли понять, как отвратительны вы в вашем высокомерии! — воскликнула гневно.
Он машинально прижал палец к губам, призывая говорить тише. Она и сама услышала, как загремел под сводами ее голос, растекаясь эхом по всему подземелью.
— Люди для вас — ничто, — зашептала зло. — Пустое место. Вы используете их. Вы заставляете их верить вам. Вы полагаете себя другом Филиппа. И вы же насмешничаете за его спиной. Да, он не говорил мне об этом тоннеле. Да и когда бы он мог? Он не пробыл в замке и одного полного дня. Он не успел. Он мог забыть, в конце концов.
Мориньер молчал. Чужое, холодное его лицо вдруг испугало Клементину.
Он смотрел какое-то время вглубь тоннеля, поверх ее головы. Потом вновь взглянул на нее:
— Вы правы. Он мог забыть.
Помолчал, будто раздумывая, стоит ли продолжать этот разговор.
Все же заговорил. Очень тихо и яростно.
— Я услышал все, что вы сказали. А теперь выслушайте меня. Очень внимательно выслушайте. Уверен, Филипп перед отъездом надавал вам массу полезных советов. И, надо полагать, он все же задумывался об опасности, которая может грозить вам, раз оставил вам в защиту этих двух своих вояк. Но вы и сами знаете, что силы их невелики. Я более чем уверен, что Филипп, благородная душа, говорил что-то вроде: "В случае чего — пишите королю. Он защитит вас". Но я скажу вам — к черту короля! Если вам будет угрожать действительная, настоящая опасность, вы можете не успеть написать и двух слов. Тем более, дождаться ответа на них.
Мориньер сделал паузу, заговорил медленнее и спокойнее.
— Я не преувеличиваю неприятностей, которые могут последовать. Война, что идет сейчас на юге, вот-вот доползет сюда. Вы видели опасностей немало. И вас ими не испугать. Именно поэтому я повторяю. Если на замок нападут, не рассчитывайте на ваших новобранцев. Ружья в их руках — что палка в руке подростка.
Он устало потер двумя пальцами переносицу.
— Так вот, возвращаясь к человеческой природе… Бывают случаи, нередко бывают, когда змеи и летучие мыши, которые сегодня так напугали вас, оказываются гораздо менее опасными, чем люди. Вы это знаете не хуже меня. Поэтому, если придет пора, не упустите момента, воспользуйтесь вашими новыми знаниями вовремя. Если такое случится — просто бегите.
От наступившей тишины закладывало уши. Отчего-то стало тяжело, невыносимо тяжело дышать.
Клементина чувствовала, что как никогда близка к обмороку. От невообразимой внутренней усталости, от бессилия, которое наполнило в этот момент все ее существо, она еле стояла на ногах.
Когда она услышала ледяное:
— А теперь я должен повторить вопрос: намерены вы идти вперед или предпочитаете вернуться?
Она ответила единственно возможное:
— Вернемся, сударь.
— Ваше право. — Мориньер пожал плечами, сделал несколько шагов в сторону узкой полоски дневного света.
Клементина вдруг запаниковала, протянула к нему руки, вскричала:
— Не оставляйте меня одну!
Он вернулся, с удивлением вгляделся в ее бледное лицо:
— Что взбрело вам в голову?
Поняв, что она вот-вот упадет, ухватил ее под локоть, вывел наружу. Усадил ее в траву, прислонив спиной к стволу старого дуба. Сам опустился рядом.
Долго смотрел, как медленно возвращаются на лицо молодой женщины краски.
Наконец, спросил:
— Вы боитесь темноты? Низких сводов? Чего?
— Я… я не знаю.
Она не хотела рассказывать ему, что никак не могла забыть тот ужас одиночества, который испытала в Новой Франции. Она никому не говорила об этом своем страхе, потому что сама относилась к нему, как к позорной трусости.
Но правда состояла в том, что с тех пор, как Клементина поселилась в замке Грасьен, она никогда не засыпала одна. Укладываясь спать, она всякий раз звала с собой Терезу. Клементина часами читала перед сном, лежа в постели, в то время как Тереза укладывалась рядом на выдвижной кровати и слушала чтение хозяйки. Недолго слушала. У девушки оказался на удивление здоровый, крепкий сон.
Клементина же часто засыпала только под утро, с книгой в руках. В таких случаях свечи гасили уже при свете дня, когда приходило время подниматься.
Слуги относились к этому, как к необременительному чудачеству. Мало ли какие странности случаются у господ? И никто не предполагал, что причиной был чудовищный страх.
Клементина не могла рассказать об этом. Ему — в особенности.
Она спросила только, когда, подведя к ней лошадь, он подсадил ее в седло:
— Я наговорила вам сегодня много неприятного, но я не собираюсь теперь же отказываться от сказанного. Я лишь хочу спросить, остается ли в силе ваше решение ехать со мной? Не переменили ли вы его?
— Я обычно стараюсь держать свое слово, — ответил.
Последний перед отъездом день тянулся для Клементины невыносимо медленно.
Сначала была тяжелая, долгая, бессмысленная ночь.
Клементина никак не могла заснуть и невозможно мерзла. В конце концов, она, измучившись окончательно, разбудила Терезу и позвала ту в свою постель. Обняла, уткнулась носом в теплое плечо служанки, согрелась немного. И только тогда задремала. Некрепко и ненадолго.
Ей приснился сон. Какой-то дурной, нелепый. Она не могла вспомнить, что именно ей снилось. Когда проснулась, подскочила на постели, долго терла глаза, пытаясь сориентироваться, понять, где находится и куда ей теперь бежать.
Было еще темно. Больше она не спала. Лежала, прижавшись к спящей рядом Терезе. Смотрела, как медленно и угрюмо вползал в комнату рассвет.
