Ознакомительная версия.
– Ай, ай! Милая моя крестница, что значит эта экзекуция, чем провинился несчастный букет? – шутливо спросил барон.
Валерия подняла глаза, она старалась улыбнуться и встала, было с кресла, но тотчас же остановилась, вздрогнула, ее протянутая рука бессильно опустилась; она услышала шум подъехавшей к крыльцу кареты.
– Это он и отец Роте, – сказала Антуанетта, подбежавшая к окну.
Отец Роте и Самуил вошли в гостиную. Оба графа приняли банкира очень вежливо, но холодно и сдержанно. Лишь барон, подойдя с дружеской улыбкой, протянул ему руку.
– Здравствуйте, мой милый друг, примите мое поздравление и добрые пожелания. – И вполголоса добавил: – Любовь и терпение уже смягчили некоторые предрассудки. Составьте счастье моей крестнице, и сегодняшний день будет прощен и забыт.
– Благодарю вас, барон, за добрые пожелания, я вдвойне ценю их в этот тяжелый и счастливый для меня день… Но где же?..
Самуил замолчал и тревожным взглядом окинул комнату.
– Она тут, в соседней комнате, – ответил барон. – Пойдемте!
Священник, тоже не упустивший из внимания отсутствие Валерии, по указанию графа направился к ней. При виде молодой графини, стоявшей рядом с Антуанеттой, белее своего платья, с выражением безысходного отчаяния на лице, отец фон Роте торопливо подошел и шепнул:
– Где же ваша вера, где та радостная покорность судьбе, которые я рассчитывал в вас найти? Поднимите голову, дочь моя, и помните, что вы должны быть моей опорой в святом деле обращения души, уже начавшей проникаться истиной Христовой. Скоро крещение смоет всякую скверну с этого молодого человека, как и нас избавляет от первородного греха…
Он замолчал, увидя Самуила, входящего в сопровождении барона. Подозвав знаком молодого человека, он затем взял похолодевшую руку Валерии и вложил ее в руку Самуила.
– Дочь моя, примите мужа, которого избрал вам бог, – сказал он с благоговением. – Да благословит господь ваш союз!
Слова ли священника или сила воли Самуила заставили Валерию поднять голову. Но встретив его взгляд, с любовью и упреком смотревший на нее, она покраснела и смущенно попросила его садиться. Тогда барон подошел и поцеловал свою крестницу, сел возле сговоренных и повел разговор о посторонних вещах. Рудольф и Антуанетта присоединились к ним, но отец фон Роте вернулся к старому графу, который не выходил из гостиной.
Всем стало легко, когда доложили, что обед подан; барон проворно встал, а Рудольф и Антуанетта поспешно последовали за ним. С минуту жених и невеста оставались одни. Самуил церемонно подал руку Валерии, но не выдержал, прижал ее ручку к губам.
– Простите за эти тяжелые минуты, – прошептал он задыхающимся голосом. – Доверьтесь мне, я посвящу всю жизнь, чтобы доказать вам свою любовь и составить ваше счастье.
Молодая девушка тяжело вздохнула.
– Будем надеяться, что будущее искупит то мучительное страдание, которое вы причиняете сегодня. Ваша упорная и жестокая любовь победила предрассудки, надеюсь, нам на счастье.
– Благодарю вас за эти добрые слова. В первый и последний раз я жесток к вам, наш брак делает меня вашим рабом, но…
Он наклонился к Валерии и, глядя ей в глаза, продолжал:
– Потеряй я вас – я ни за что не отвечаю, я могу сделаться жестоким, даже преступным.
Томительно потянулись дни после этой странной помолвки. Самуил чувствовал, как тяготилась его присутствием семья графа, их отвращение к нему, которое они едва могли скрыть, заставило бы другого, быть может, отказаться от этого супружества и принести любовь в жертву своей гордости, но Самуил с упорством, свойственным его расе, не отступал. Впрочем, благодаря врожденной своей деликатности, наследию предыдущих существований, иначе обставленных, – он старался не быть навязчивым, отказывался от приглашений, которые задерживали бы его дольше обыкновенного или бы дали возможность посторонним проникнуть в тайну, которая должна была оставаться сокровенной до известной поры. В два, три дня раз являлся днем к своей невесте и своим занимательным, умным и вместе с тем сдержанным разговором старался ей нравиться. Мало-помалу Валерия к нему привыкла. Видя, что он относится к ней почтительно сдержанно, не говорит ей о своей страсти, которая подчас вспыхивала в его больших черных глазах, она успокоилась и стала спокойно разговаривать с ним.
Однажды, когда Самуил застал ее за фортепиано, она попросила его сыграть что-нибудь. Он исполнил ее желание самым любезным образом и, взяв темой тот мотив, который она только что спела, стал варьировать его как истинный артист! Первая искренняя и приветливая улыбка Валерии была ему наградой. Его выдержка и умелое обращение благоприятно подействовали на всю семью. Рудольф перестал хмуриться, а старый граф сказал раз в добрую минуту:
– У него больше такта, нежели я ожидал.
Отец фон Роте не переставал восхвалять рвение и добрые качества своего ученика, а Антуанетта, несколько зараженная либеральными идеями своего опекуна, почувствовала искреннюю симпатию к Мейеру. Она душевно радовалась, заметив, что отчаяние Валерии миновало, что она поглядывает на часы в ожидании Самуила и краснеет, заслышав его шаги; Антуанетта видела, что пророчество дяди Маврикия начинает сбываться.
Май месяц был на исходе, и семейство графа Маркош спешило переехать в деревню, где посторонние менее беспокоили их своими посещениями. Самуил был их ближайшим соседом, и Валерия сочла своей обязанностью выразить желание видеть его чаще и больше в деревне. Счастливый и признательный за эти добрые слова, Самуил обещал воспользоваться ее позволением.
В имении время проходило весело и оживленно. Шли приготовления к свадьбе Рудольфа и Антуанетты, назначенной на первые дни июля, а вместе с тем шилось приданое и Валерии, свадьба которой должна была состояться двадцать пятого сентября, через несколько дней после крещения Самуила, которое торопил отец фон Роте, бывший в восхищении от своего ученика. Будущая графиня и барон Гойя приняли приглашение быть восприемниками нового христианина.
В чудный и ясный июньский день Валерия с Антуанеттой сидели в беседке, занятые вышиванием покрывала на престол для миссионерской церкви. Приезд Самуила нарушил их беседу. Поздоровавшись, он вынул из кармана том в бархатном переплете с золотым обрезом, который и положил с улыбкой перед Валерией, Любопытная Антуанетта нагнулась через подругу взглянуть на название книги и громко захохотала.
– Что это, шутка? – со смехом спросила она. – Слишком большая честь для календаря быть в бархатном с золотом переплете.
– А вы не догадываетесь, зачем я его привез?
– Нет, – в голос ответили обе барышни.
Ознакомительная версия.
