Так Дедал покинул Крит. Он уплыл один на маленькой лодке, к которой приспособил льняной холст, привязанный к стволу молодого деревца, и, к изумлению портового люда, устройство это позволяло управлять лодкой без весел, при помощи ветра. Вскоре многие критские моряки дополнили свои лодки такими же конструкциями. Парус стал последним подарком юного изобретателя Криту.
В Афинах Дедал открыл гончарную мастерскую. Стяжав славу благодаря быстрому гончарному кругу и критским росписям, Дедал открыл для себя вкус к богатой жизни, которой не знали на острове. Хотя афинские гончары не раз обращались к нему с просьбой взять своих детей в ученики, Дедал предпочел хранить свои секреты в тайне, а те немногие свободные часы, что оставались в его распоряжении, он посвятил работе над двумя изобретениями своей жизни: бронзовым монстром и крыльями, которые позволят человеку взлететь.
Шло время, но все усилия изобретателя не приносили плодов. В сорок пять лет Дедал решил все-таки нанять себе помощника, поставив условием, что тот, обучившись у него гончарному делу, будет работать только на него самого; мастер надеялся, что так он сможет посвящать больше времени своим сумасбродным изобретениям. Он объявил о своем намерении и собрал претендентов на обучение, сорок три мальчика в возрасте от десяти до тринадцати лет.
Жадный и честолюбивый мастер поставил перед претендентами простое условие: он возьмет в ученики того, кто нарисует идеальную окружность на куске влажной глины. Тогда Талос, мальчик, которому едва исполнилось десять лет, взял раздвоенную на конце ветку, опер ее о кусок глины одним концом рогатины и повернул второй вокруг него, получив идеальную окружность. Дедал, ни секунды не сомневаясь, взял его в ученики и стал пользоваться его находкой. Так появился первый циркуль.
Талос, росший без отца, переехал в дом Дедала вместе со своей матерью Пардис. Из мальчика быстро получился хороший гончар, но, будучи не менее любопытным, чем его учитель, он захотел научиться и кузнечному делу. Дедал, видя, что тот справляется со своими обязанностями, научил его закаливанию металла, плавке его и очистке. В двенадцать лет Талое знал не меньше своего учителя и отличался живым умом и большой изобретательностью. Задумавшись над строением змеиной челюсти и рыбьего хребта, он придумал первую пилу. Когда Талое показал ее своему учителю, тот лишь отмахнулся от него и сказал, что использовал такие инструменты еще на Крите.
— Тогда почему же вы рубите дерево топором, а не пилите? — обиженно поинтересовался ученик.
Дедал на это велел оставить его в покое: он как раз заканчивал работу над одним из своих изобретений: громадными крыльями, составленными из бессчетного количества оловянных трубочек, к которым при помощи воска крепились перья.
Разозлившись, Талое, не уступавший учителю не только в ремесле, но и в заносчивости, ушел из дома и отправился на площадь, где обычно собирались плотники. Он как раз демонстрировал всем свое изобретение, отпиливая от бруска кусок за куском, когда на площади появился Дедал и, схватив мальчишку за ухо, потащил домой. По всем Афинам прокатился слух, что Дедал черной завистью завидовал своему ученику, который давно превзошел мастера.
Дедал тем временем учил Талоса пользоваться крыльями, которые, согласно его расчетам, никак не могли выдержать такого толстого человека, как он сам. Предпринятый Дедалом пробный полет закончился болезненным падением в десяти метрах от крыши его дома и сломанной лодыжкой. С тех пор он заметно прихрамывал, утверждая, что эта хромота — признак его божественного происхождения. Однажды ночью Дедал вместе с мальчиком отправился в Акрополь, к храму Афины. Они дождались, пока подует нужный ветер, и тогда учитель дал Талосу последние наставления:
— Делай взмахи крыльями, только когда тебе будет нужно набрать высоту, старайся как можно больше планировать, иначе устанешь, собьешься и упадешь. Не делай лишних движений.
Мальчик, бледный от страха, бросил на Дедала умоляющий взгляд, но тот, горя желанием увидеть, как работают его крылья, был непреклонен. К чести Талоса надо сказать, что он в точности выполнил все указания своего учителя: некоторое время мальчик планировал, сильно теряя высоту, с трудом протянул до края Акрополя и затем рухнул вниз, в ущелье. Крылья оказались слишком тяжелыми.
Раздосадованный тем, что его изобретение не сработало, Дедал спустился вниз, подобрал тело своего несчастного ученика, засунул его в мешок и направился к окраинам Афин, намереваясь закопать там Талоса.
По пути ему повстречались двое афинян, которые возвращались с прогулки. Увидев пятна крови на мешке, они спросили Дедала, что у него в мешке.
— Я нашел мертвую змею, — соврал Дедал, — и хочу похоронить ее со всеми почестями.
Ложь была не самой удачной. Когда Дедал удалился, прохожие решили, что он вполне мог сам убить змею, а в Афинах это считалось преступлением куда более серьезным, нежели даже убийство ребенка. Вернувшись в город, они сообщили обо всем городской страже, и Дедала задержали, когда он, вырыв могилу, собирался закопать в ней Талоса.
Охваченная горем мать Талоса, Пардис, покончила с собой, по афинскому обычаю повесившись на дереве, чтобы отдать ему свою способность плодоносить (этот случай натолкнул Дедала на мысль о куклах-пугалах). Афинский ареопаг с молодым царем Эгеем во главе признал мастера виновным в смерти Талоса, хотя тот и уверял суд, что своими глазами видел, как душа мальчика выпорхнула из тела в виде куропатки. Все Афины знали, как изобретатель завидовал своему ученику. Слава спасла его от смерти, но не от изгнания. Дедал решил вернуться на Крит, но так перегрузил корабль своими пожитками, что он затонул на полпути. Вцепившись в какие-то доски, мастер смог добраться до Крита, где, как мы уже знаем, его подобрала Пасифая.
В первый день свадьбы, накануне жертвоприношения в центральном дворе дворца были устроены игры с быком, подаренным Посейдоном Миносу, которого надлежало раздразнить, дождаться, пока зверь бросится в атаку, и оседлать его на бегу. Этот ритуал знаменовал торжество женского разума над мужской похотью, хотя с тех пор как ахейцы приплыли на Крит, в играх стали участвовать и мужчины. Оказалось, что покорность, с которой животное подчинялось Миносу, было лишь знаком расположения богов к новому царю. Первого участника игр, хорошо сложенного юношу, происходившего из старинной критской семьи, недооценившего скорость, с которой двигался бык, разъяренное животное просто втоптало в землю. Отбросив неподвижное тело, бык застыл посередине прямоугольного двора, не обращая внимания на уносивших труп стражников, и с нетерпением поджидал новую жертву.
