проницательности.
— Вы говорили его светлости, что по-прежнему считаете, будто леди Фебе может что-то угрожать?
— Я почти каждый вечер встречаюсь с его светлостью и докладываю о своей работе.
— И что же?
Он спокойно встретил ее взгляд.
— Его светлость знает о моих опасениях, однако в данный момент их не разделяет.
Она отвернулась, кусая губу.
— Она ненавидит все это, знаете ли, то есть Феба. — Она указала на пистолеты на его груди. — Разумеется, вы сами понимаете: вас не назовешь непонятливым.
Тревельон ждал, немного озадаченный. Конечно, ему было известно, что леди Фебе не нравится, что ее охраняют: в самый первый день его работы леди прямо заявила, что ненавидит ограничения, которыми брат осложнил ее жизнь, — но он не допустит, чтобы неудовольствие подопечной отвлекло от исполнения долга.
Пусть ненавидит его, если хочет: лишь бы была в безопасности.
Герцогиня вздохнула.
— Если я надавлю на Максимуса, он, возможно, ограничит ее передвижения еще больше, и я не знаю — клянусь, действительно не знаю, — что она тогда сделает. Феба несчастна, хотя хорошо это скрывает. Не хочу, чтобы ее положение стало еще печальнее.
— Ваша светлость, — тихо сказал Тревельон, — пока я рядом, я сделаю все возможное, чтобы с леди ничего не случилось.
Голос герцогини вдруг сделался громче.
— Я не сомневаюсь, капитан Тревельон.
— Артемида? — позвала Феба, спускаясь по лестнице.
— Да. — Герцогиня быстро пересекла холл. — Я только что беседовала с капитаном Тревельоном.
Феба приняла руку ее светлости, и они направились к двери.
— Вы уже здесь, капитан?
Он кивнул, хотя она, конечно, не могла видеть.
— Вы говорили, что хотите выехать в два пополудни.
Она сморщила носик.
— Вы всегда поразительно пунктуальны. Не уверена, что это слишком хорошее качество.
— Уверяю вас, миледи, никакого отношения к моим личным качествам это служба не имеет.
— Гм. — Феба повернулась к невестке и раскинула руки. — Что скажешь о моем новом платье?
Платье, зеленое с голубым, с желтой нижней юбкой, придавало рыжеватый оттенок каштановым волосам леди Фебы. Если бы вопрос был адресован капитану, он бы сказал, что она прекрасна. Впрочем, она всегда прекрасна — в любом платье.
Только его никто не спрашивал.
К ступенькам подкатила карета, и Тревельон вышел вперед, чтобы подать подопечной руку.
— Ваша карета подана, миледи.
— Куда едешь? — спросила герцогиня.
— Мисс Динвуди пригласила меня на заседание небольшого кружка ее друзей поговорить о театре.
Брови ее светлости поползли вверх.
— Мисс Динвуди, та, что из нашего клуба?
— Да. — Феба улыбнулась невестке, и ее взгляд промахнулся лишь на пару-тройку дюймов. — Она кажется несколько замкнутой, однако мне понравилась.
— Мне тоже, — задумчиво произнесла герцогиня.
— Артемида?
Ее светлость покачала головой.
— Просто… мне кажется несколько странным, что леди Кэр так ничего и не сказала о семье мисс Динвуди.
— Я тоже заметила, — призналась Феба, — но подумала, что мы порой напрасно судим людей по их предкам. Может, лучше не знать, откуда она родом?
В душе Тревельона вдруг прозвенел тревожный звонок.
— Как же тогда судить о человеке, миледи?
Она обернулась на его голос, но ее чудесные ореховые глаза смотрели в никуда.
— Может, просто взглянуть на него повнимательнее? Как себя ведет? Что говорит? Как относится к окружающим?
Она слишком молода, не ведает жизненных невзгод.
— Но за всем этим чаще всего как раз и стоит прошлое человека, его семья, миледи.
— Согласна. Вот почему мне так интересно и ваше загадочное прошлое, и ваша семья, капитан! — Он нахмурился, однако прежде чем он успел ответить, она добавила: — С твоего разрешения, Артемида! Я не хочу опаздывать.
— Конечно, — ответила герцогиня. — Желаю хорошо повеселиться, дорогая.
Кивнув, Тревельон повел леди Фебу вниз по ступенькам.
— Я не догадался спросить, однако герцогиня, похоже, была удивлена, узнав, куда вы едете, так что мне, наверное, все-таки стоит спросить: вы действительно испросили дозволения вашего брата на сегодняшний день?
Феба забралась в карету, устроилась на сиденье, дождалась, пока сядет и он, потом стукнула в потолок кареты, давая знать кучеру, что готова ехать, и лишь затем соблаговолила ответить.
— Я сказала Максимусу, что собираюсь навестить сегодня подругу.
Карета тронулась.
— А имени вашей подруги вы ему не сообщили?
Она поджала губы.
— Он не спрашивал — был слишком занят какими-то юридическими бумагами.
— Миледи…
— Капитан, вам известно, сколько мне лет?
Он сухо ответил:
— Разумеется, двадцать один год.
Она кивнула.
— То есть я давно уже не дитя.
— Если вы…
— Послушайте, капитан, я ведь ни разу не спросила, сколько лет вам.
— Вы пытаетесь сменить тему! — воскликнул он. — Миледи!
— Ну да, так и есть. — Она обворожительно улыбнулась, как всегда, не стесняясь в проявлении чувств. Неужели она решила, что он чертов евнух? — Удивительно, капитан, как вы догадались.
Последовало недолгое молчание, потом он со вздохом сказал:
— Мне тридцать три.
Она немного подалась вперед.
— Вы такой молодой!
Тревельон против воли поморщился. Интересно, какой возраст она ему приписывала?
— Я на двенадцать лет старше вас, миледи, — возразил он, мысленно обозвав себя занудой. — Кстати, ровесник вашего брата.
Почему-то от этой мысли он помрачнел.
— И все-таки мне казалось, что вы гораздо старше. — Она наморщила носик. — Максимус очень строгий, но по крайней мере смеется, хотя бы иногда: раз или два в год. А вот вы, капитан, вообще никогда не смеетесь, да и улыбаться вряд ли умеете. Я думала, вам лет пятьдесят, не меньше…
Тревельон нахмурился.
— Миледи…
— Или даже пятьдесят пять!
— Феба!
Он осекся. Как он посмел назвать ее по имени? Надо же так потерять над собой контроль!
А леди просто улыбнулась, как довольная кошечка, полакомившаяся сметаной.
— Расскажите о своей семье и о вашем прошлом, Джеймс.
Тревельон буквально окаменел и испытующе взглянул на нее.
— Вовсе вы не думали, что мне пятьдесят пять.
Она покачала головой, и эта чертова улыбка продолжала играть на ее сочных губах.
— Нет.
Тревельон отвернулся, изо всех сил стараясь сохранить благоразумие, не потерять честь. Она на двенадцать лет моложе его, а уж чище и невиннее и вовсе на добрую сотню, дочь и сестра герцога, свежа, весела, прекрасна. А у него два заряженных пистолета, больная нога и нечто очень возбужденное. Если бы она знала, убежала бы от него в ужасе.
— Я из Корнуолла, миледи, — сказал Тревельон совершенно спокойно, полностью владея собой, без тени смущения. — Мой отец разводит лошадей, мать умерла. У меня есть сестра и племянница.
— Мне очень жаль, — сказала она тихо, и милое личико опечалилось.
— Благодарю. — Как хорошо, что можно выглянуть в окно, не опасаясь, что тебя сочтут трусом. — Полагаю, миледи, мы приехали.
Она притворно вздохнула.
— Вам повезло.
Он послал
