— Ты не должен ко мне прикасаться в присутствии Кристофера и даже намекать на какую бы то ни было близость.
— Разумеется.
Ландо быстрее домчит их до побережья, подумал он рассеянно.
— И ты не можешь оставаться с нами долго.
Словно установленные ею границы могли защитить ее от распутных желаний.
— Ты устанавливаешь ограничение во времени, — отозвался Паша, уверенный в своем мастерстве любовника.
— И ты не должен смотреть на меня так, как сейчас, в присутствии посторонних, — заявила она, перехватив его взгляд.
— На людях я буду обращаться с тобой как монах. Она не удержалась от смеха.
— Ты на это способен?
— Дело в том, что монахи монахам рознь, — произнес он, лукаво блестя глазами.
— Мне нужны более весомые заверения, месье Дюра, — потребовала она игриво и твердо одновременно.
— При необходимости я буду до жестокости холодным. Никто ничего не заподозрит.
Трикси издала легкий вздох.
— Не стану отрицать, мне бы очень хотелось, чтобы ты поехал со мной. Очень, — повторила она тихо. — Хотя это будет неправильно.
— Соседи ничего не заподозрят. И слуги тоже. И Крис, — пообещал он. — Даю слово.
— Я не это имела в виду.
— А… правила приличия. Трикси кивнула.
Заметив ее внутреннюю борьбу, Паша подошел к ней и привлек к себе, обнял и прижал к груди. Он обнимал ее нежно, успокаивающе, по-братски, стараясь рассеять ее сомнения. «Какое счастье почувствовать это после стольких лет одиночества», — подумалось ей. Его сильное тело согревало ее своим теплом, а азартная душа была лучом солнца в ее жизни. Может ли она позволить себе еще немного насладиться теми удовольствиями, что он предлагает, и его обществом? Может ли она позволить себе ту цену, которую, возможно, ей придется заплатить за его визит в Кент?
— Мы непременно должны купить Крису подарки, — заметил Паша.
— Нет, пожалуйста, ничего не нужно.
Он обратил внимание, что она отвергала не его, а подарки.
— Несколько игрушек не помешает, — попытался он уговорить ее. — Дети любят подарки.
Эта простая истина задела ее за живое. Стесненность в средствах лишала Трикси возможности баловать сына, и это мучило ее.
— Не знаю, — едва слышно произнесла Беатрикс. Она и так была перед ним в долгу.
— Мы купим всего одну или две вещи, — настаивал Паша.
— Не нужно.
Уловив в ее тоне сомнение, Паша спросил:
— А у Криса есть любимые сказки?
— О, Паша. — Ее глаза наполнились слезами. — Я много лет бедствовала.
— Значит, есть более весомый повод, дорогая, — успокоил он ее. — У меня много денег. От тебя не убудет, если ты примешь подарок и тем самым доставишь мне удовольствие. — Удовольствие, которое она ему доставила прошлой ночью, было достойно королевского подарка. Если бы ее не терзали угрызения совести, он бы прямо сказал ей об этом. — Ну же, соглашайся. Сделай меня счастливым.
Беатрикс подумала, что доставить радость сыну не грешно, совсем даже наоборот, и осторожно улыбнулась, хотя в глазах еще стояли слезы.
— Крис придет в восторг. Спасибо.
— Отлично. А потом мы купим кое-что из одежды для тебя, — добавил он мягко, коснувшись ее щеки тыльной стороной ладони.
Она покачала головой:
— Нет, пожалуйста. Я ни в чем не нуждаюсь.
— Сначала Крис, — прошептал он и, наклонившись, чмокнул ее в кончик носа. — А потом ты, — упрямо произнес он. — Ты заслужила.
Паша с помощью слуг собрал чемоданы в считанные мгновения. Магазин игрушек в пригороде Сен-Оноре, куда они прибыли полчаса спустя, встретил их суетой. У входа стоял менеджер с гладкими, блестящими волосами и аккуратно повязанным галстуком.
— Это такая честь, месье, получить от вас записку, — проговорил менеджер. — Простите нашу некоторую несобранность в этот ранний час. Остальные сотрудники прибудут с минуты на минуту. Тем временем я с радостью помогу вам в выборе подарков для…
— Сына леди Гросвенор, — подсказал Паша.
— Польщен, мадам, оказать услугу. Сколько лет вашему мальчику? — Придав лицу бесстрастное выражение, спросил менеджер. Раз Паша Дюра проявил интерес к ребенку, вопрос отцовства даже не возникал.
— Кристоферу четыре года. — Она улыбнулась Паше. — Он будет в восторге.
— Возможно, дорогая, ты скажешь, какие именно нужны игрушки, чтобы господин Омон мог нам помочь.
— Оловянные солдатики, наверное. Они ему безумно нравятся. Всего несколько, Паша.
— Мы уже обсуждали это, — пробормотал он, — пока ехали сюда. — Всю дорогу он уговаривал Беатрикс позволить ему купить подарки Кристоферу.
— Тогда оловянные солдатики, господин Омон, — промолвила она с обаятельной улыбкой, предвкушая радость, которую доставит такой подарок ее сыну.
Паша купил две полные армии, заставив Трикси замолчать, пригрозив поцеловать ее прямо здесь, если она не перестанет ему перечить. Он также купил большую лошадь-качалку и заводного медведя. Крепко держа Трикси за руку, он шел по магазину, выбирая игры и музыкальные инструменты, мячи и обручи, нарядные костюмчики и мягкие игрушки. Остановился лишь, когда почти до отказа набил покупками еще одну карету, которую пришлось срочно вызвать из его конюшен.
Его щедрость, по мере того как рос покупательский азарт, вызывала со стороны Трикси яростные возражения.
Менеджер был вне себя от счастья.
И Паша, как ни странно, тоже вволю повеселился, оказавшись в игрушечном магазине после стольких лет.
— Ну вот, — обронил он радостно некоторое время спустя, когда помогал Трикси сесть в экипаж. — Думаю, из всего этого Крису придется что-нибудь по душе. — Усевшись, он улыбнулся, глядя на нахмуренное лицо своей спутницы. — И спасибо за помощь.
— Терпеть не могу, когда меня вынуждают делать что-то силой, — рассердилась она. — Ты поставил меня в неловкое положение.
— Не поднимай шума из-за нескольких франков. Трикси еще больше помрачнела.
— Из-за нескольких тысяч франков, ты хотел сказать, — уточнила она. — Я тебе никогда не смогу вернуть этот долг.
— Твое общество — самая лучшая для меня награда. Паша был поражен. Обычно женщины охотно принимали подарки.
— В качестве проститутки, ты имеешь в виду.
— Ничего подобного, — поспешно возразил он, поймав ее руки. — Послушай, я не хотел тебя обидеть. — Она попыталась вырвать руки, он лишь сильнее сжал их. — Одно твое слово — и я все игрушки верну в магазин. — Она округлила глаза. — Пойми, дорогая, я уважаю и обожаю тебя. Нас вместе никто не видел, кроме Омона, а он не станет болтать.
— Ты ставишь меня в положение куртизанки.
— Никто не примет тебя за куртизанку, chouchou. — Он лукаво улыбнулся. — Особенно в этом старомодном сером наряде с кружевным воротничком, как у школьницы. Куртизанки предпочитают более пышные туалеты. А Омон, уж поверь, в этом разбирается.
