Гейбриел тоже замер. Он был уверен, что не проронил ни звука. Она никак не могла знать, что он рядом. Минуту спустя она пожала плечами, отвернулась от него и медленно поднялась на балкон, затем вошла в свою комнату, оставив двустворчатые двери открытыми.
А через несколько минут вслед за ней на балкон бесшумно поднялся Гейбриел. Прислонившись к стене, он стоял у ее двери, слушая, как она напевает испанскую мелодию, под которую недавно танцевала. Скоро она погасила лампу и легла в постель, которая слегка скрипнула под ней. Она немного поворочалась. Он слышал каждое ее движение, каждый шорох ее одеяла и каждый вздох, который, казалось, звал его. Наконец, она успокоилась, и до него донеслось ее равномерное сонное дыхание.
Он подошел к открытым дверям. Его глаза давно привыкли к темноте, и он без труда различил очертания ее тела в мягком лунном свете. Она лежала в облаке своих волос, и его единственным желанием было подойти к ней, наклониться и разбудить ее поцелуем. Но он не вошел, а остался перед дверью смотреть на спящую Мел.
После полуночи ему вдруг пришло в голову, что он представляет для нее гораздо большую опасность, чем похитители, настоящие или мнимые.
Последующие три дня прошли спокойно. Гейбриел был благодарен Мел за то, что она больше не совершала прогулок по ночам. Он мог сторожить ее на расстоянии, бодрствуя в нескольких футах от ее кровати. Он уже привык к ритму ее дыхания и знал, когда она спала достаточно крепко, чтобы он мог подойти и смотреть на нее.
Ничто не предвещало беду, но Джордж не переставал беспокоиться, и дежурство продолжалось.
Днем Гейбриел спал до полудня, ссылаясь на усталость от недружественных физиономий. После обеда Мел развлекала его, пытаясь учить ездить верхом и стрелять. Он признавал, что она необычайно терпеливо относилась к его напускной неумелости. По части стрельбы ему не приходилось притворяться. От природы он был левшой. По настоянию матери он научился есть правой рукой, но не мог ею достаточно хорошо ни писать, ни стрелять. Когда Мел протянула ему шестизарядный револьвер, он просто взял его в правую руку, и все пошло своим чередом.
В тот день Мел насадила полдюжины бутылок на забор, расположенный достаточно далеко от дома, чтобы не беспокоить Кармелиту, которая вчера выбежала из дома с криками, требуя прекратить этот грохот.
Мел плавно вытащила свой револьвер из кобуры и тремя короткими выстрелами разбила бутылки, находящиеся справа.
– Видите, как просто? Нужно твердо держать руку, прицелиться и плавно нажать курок.
Гейбриел выстрелил шесть раз и не попал ни в одну бутылку.
Мел лукаво усмехнулась:
– Никогда не встречала такого никудышного стрелка, как вы, Маленький Макс.
– Я думал, вы больше не будете меня так называть, – поморщился он.
– Простите. Ну что ж, Макс, хоть верховая езда дается вам хорошо. Возможно, в конце недели мы сможем отправиться на запад от дома. Там есть большая плоская равнина, покрытая травой. Она очень хорошо подходит для езды на лошади.
Все больше и больше Мел начинала чувствовать вину за то, как обращалась с Максом раньше. Он был приятным, забавным и ловким, если бы она не была столь решительно настроена против замужества и если бы он не был таким чужаком на Западе… Иногда он казался таким идиотом, а порой казалось, что это всего лишь игра. Он выглядел таким мужественным, особенно теперь, когда слегка загорел и потерял эту бостонскую бледность. Его зеленые глаза стали еще ярче.
Был даже момент, в тот дождливый день, когда она затеяла эту дурацкую возню в грязи, и оба они, казалось, перестали притворяться.
Мел заставила себя не думать об этом, пока ее мысли не унеслись слишком далеко. Этот человек был помолвлен, и к тому же, о Боже, он был с востока. Когда, наконец, она научится не обманываться смазливыми лицами?
Они оставили злополучный урок стрельбы на завтрашний день. Все мысли Мел были о горячей еде, теплой ванне и прохладных простынях ее постели.
Кармелита поджидала у дверей кухни. Она дала корзину с легким ужином в руки Мел, прежде чем та успела спешиться, и предложила им прогуляться верхом к реке. Мел не смогла проронить ни слова, как Макс объявил, что это хорошая идея, и Кармелита удалилась к себе.
Там, где они остановились на ужин, река была узкой, но быстрой. Они ели в молчании. Мел, не отрываясь, смотрела на бурлящую воду, а Гейбриел на нее.
Стряхнув крошки с колен, она повернулась к нему:
– Ну, как вам понравился Техас?
– Он прекрасен, – Гейбриел не отрывал от нее глаз.
– Знаю. Я никогда больше не уеду отсюда, – произнесла она горячо.
Гейбриел прищурился:
– Вам совсем не понравился восток? Где вы были? – спросил он. – В Филадельфии?
– Да.
Гейбриел растянулся на траве.
– Давайте, я назову что-нибудь хорошее в Техасе, а вы что-нибудь, что вам понравилось в Филадельфии.
Она устроилась рядом, склонившись над ним.
– Начните вы.
Он задумался на минуту.
– Закат, – произнес он наконец. – Такого в Бостоне нет.
Мел шутливо ткнула его в грудь.
– А восход еще лучше. Хотя сомневаюсь, что такой ленивый городской юноша, как вы, когда-нибудь сможет его увидеть. – Она улыбнулась.
Гейбриел не осмелился сказать Мел, что видел три последних восхода.
– Ваша очередь, – произнес он.
Он смотрел, как она изображает тяжелую умственную работу. Она сморщила нос и сощурилась. Наконец Мел улыбнулась. Она открыла было рот, но внезапно закрыла его.
– Ну же, – подгонял Гейбриел.
– Вы будете смеяться, – Мел покраснела.
– Никогда, – серьезно сказал он, переворачиваясь на бок и приподнимаясь на локте, чтобы лучше ее видеть.
– Опера, – застенчиво произнесла она.
– Серьезно? – Его удивление было неподдельным.
Она искоса взглянула на него.
– Здесь я никому об этом не говорила. Они бы наверняка подняли меня на смех. – В некоторой растерянности она оглянулась на реку. – Я была в ней только раз. «Риголетто». Я не ожидала, что это так… захватывающе.
– Сам я был там только дважды, – нарушил молчание Гейбриел. – По-моему, вы хорошо это описали, но сам я к опере довольно равнодушен.
– А что, Пенелопа не любит оперу? – улыбнулась Мел, глядя сверху вниз.
– Кто? – начал Гейбриел, но потом вспомнил о своей «невесте». – Кто не любит?
Мел взглянула на внезапно посерьезневшее лицо Гейбриела. Не стоило напоминать ему о помолвке. Должно быть, он ужасно скучает по ней – он так расстроился при одной мысли о том, что ее нет рядом.
У него красивое лицо, и она снова подумала, что несколько дней на солнце сделали его еще красивее. Она давно поняла, что он совсем не похож на Эдварда. Ее изначальная ненависть к Маленькому Максу была необоснованной. Она на минуту представила, что означало бы быть его женой. Вроде бы неплохо, но бессмысленно везде, кроме города. Здесь, в Техасе, он совершенно беспомощен.
