— Твои поцелуи всегда пугали меня, — ошеломленно прошептала она.
— Почему? — Взгляд синих глаз обжигал.
— Я считала, что через них ты выпьешь мою душу, — призналась Кристин.
— Разве?
— Митч, сильные чувства пугают меня.
— Ты хочешь сказать, что все те темные звездные ночи со мной провела в страхе? — вспылил он.
— Я все время думала, что слишком сильно влюбилась в тебя, поэтому и исчезла.
— Ты никогда не говорила…
— Сейчас говорю. Это был ужас, Митч. Я — такая юная и неопытная — наедине со страстью. Дотронься до моего лба, щек. — Она подставила ему лицо.
Он не доверял себе, но повиновался. Его пальцы ласково скользнули по женской щеке, вниз по шее к плечу. Ему ужасно хотелось коснуться ее груди, но тогда бы это стало полной капитуляцией. Они оба поняли, что она выиграла. Однако он не позволит ей праздновать победу.
— Твой аромат и вкус не изменились, ты все такая же сладкая. — Он заставил себя опустить руки. Тебе лучше отправиться в постель, Крис. — Его голос звучал тихо, но отстраненно. — Нам завтра рано вставать.
— Говорят, что человек никогда не забывает свою первую любовь, — печально прошептала она.
— И слов, связанных с ней. — Он намеренно придал своему голосу оттенок сарказма, а в душе думал, что иногда человек может любить только раз.
Одеваясь, Кристин повторяла про себя строчки из «Банджо» Пэтерсона, знаменитого местного поэта: «Человек с заснеженной реки». За годы, проведенные в поместье, она видела множество диких лошадей, загнанных в ловушки, но в этой охоте было нечто особенное.
У Грома в жилах действительно текла племенная кровь. А это значит, что его галоп быстрее, чем у лошадей с фермы. Конкуренцию ему могли составить лишь Зена, серебристая «крылатая» кобыла Митча, да Веллингтон, на котором скакала Крис.
Лошади наслаждались погоней так же, как и наездники. Родившаяся и выросшая здесь, Кристин общалась с лошадьми всю свою жизнь. В необъезженных лошадях есть некая таинственность. Чудесно наблюдать, как они стадами мчатся вдаль.
За потомством вырвавшихся на свободу лошадей с фермы всегда бывает охота. Большой черный жеребец Гром не стал исключением.
На охоту выехало шестеро: Митч, Кристин, Джек Коди, новый надсмотрщик за лошадьми, двое главных помощников — Улыбчивый Дженсен, прозванный так из-за своего бесстрастного лица, и Аби Ловелл, а также лучший охотник из туземцев Мун, которого за пепельные волосы прозвали Сноуи[4].
Все они считались прекрасными наездниками.
Впрочем, Джека Коди Кристин не знала. Он стал надсмотрщиком на ферме после Дейва Рида, который, прослужив сорок лет в семье Клейдонов, вышел на пенсию. У Джека, прибывшего со скотоводческой фермы, были превосходные рекомендации.
Высокий, стройный, он находился в полном расцвете своих тридцати пяти лет. Он был разведен, очевидно, его брак потерпел крушение. Его уважали, но что-то в карих глазах Джека не понравилось Кристин. Его взгляд напоминал масляные взгляды некоторых мужчин, в которых сквозило вожделение. Она слишком хорошо знала, что значит, когда мужчина так смотрит на нее.
А Коди продолжал рассматривать ее, думая, что она этого не замечает. К Крис подъехал Митч.
— Пока не забыл, я получил сообщение от Сары, сообщил он. — Кларри выписали из больницы. — Он имел в виду того пожилого мужчину, которого они спасли в пустыне. — Помимо сотрясения, у него сердечный приступ средний тяжести. Джемайма отвезет его домой. Они оба передают привет и просят не забывать их.
— Где они теперь?
— В Аделаиде.
Митч почувствовал вновь нахлынувшее вожделение. Ночью Крис целиком владела его снами. Ему казалось, что она, обнаженная и прекрасная, спит рядом с ним. Он проснулся с бешено колотившимся сердцем. Сейчас, в мерцающем блеске рассвета она излучала здоровье и жизненную энергию.
Крис не пользовалась косметикой, лишь нанесла немного розового блеска на губах — для защиты от солнца. Прекрасные темные волосы были заплетены в косу, глаза лучились весельем. Ее природная красота, ее сапфировые глаза в обрамлении черных бровей и ресниц кого угодно могли свести с ума.
Кристин Рирдон. Его погибель.
Она улыбнулась.
— Думаю, они благодарны тебе за спасение их автомобиля. Он, должно быть, стоит уйму денег.
— Откуда ты знаешь? — Митч не из тех, кто хвастает своими заслугами.
— Твоя мама сказала. Она хочет, чтобы я знала о твоей доброте и щедрости.
— На то она и мама, — проворчал он. Митч прищелкнул языком, и его лошадь, великолепная, умная серебристо-серая кобыла Зена послушно двинулась вперед, а за ней — крупный гнедой Веллингтон.
Сорок минут езды, и они у края цепи озер, которых Клейдоны называли Блу Билабонгс: оазис в полузасушливой пустыне. Вода здесь казалась перламутрово-зеленой. Однако название свое озера получили от плавающих по спокойной водной глади темно-голубых и фиолетовых лилий с желтыми тычинками.
В этот волшебный час воздух оглашался криками австралийских птиц. Волнистые попугайчики, зяблики, малиновки с красными головками и оранжевые чеканы, переливчатые попугайчики лори, зеленовато-желтые какаду, голубые зимородки, стаи гусей и других водоплавающих птиц.
Небо над головой плыло ярко-синее и безоблачное. Солнце постепенно устанавливало свое господство. Красота Австралии, родного края, давала Кристин чувство полноты и целостности, которое она не испытывала ни в одном другом уголке земли.
— Ты выглядишь счастливой, — заметил Митч, в душе разделяя с ней это чувство мира и покоя. Они ехали так близко, что бока их лошадей почти соприкасались.
— Ты не представляешь, как я тосковала без всего этого, — призналась она с глубоким вздохом.
Темно-золотистая бровь взметнулась вверх.
— Странно… я думал, что здешний образ жизни, далекий от богемного, покажется тебе скучным.
— Я похожа на скучающую женщину? — Она невольно вспыхнула.
Кристин превосходно держалась в седле и умела ездить красиво, с абсолютно прямой спиной.
— Конечно, в отпуске каждый может соскучиться, — проворчал он.
— В отпуске? Здесь я родилась. Это мой мир так же, как и твой, Митч Клейдон. Я дома, и сердце мое исцелилось.
— Жаль, что не могу сказать то же самое о себе, сухо заметил он.
Она повернулась к нему.
— Между нами всегда будет связь, Митч. Тебе придется признать это.
— О, я признаю! — Он пожал плечами. — А иногда удивляюсь. Как прошлой ночью.
— Я ни о чем не сожалею, а ты?
— Узнаем позже. Я не могу позволить себе подходить к тебе так близко. Это называется самообороной. И ты должна сделать то же самое. Ты все равно рано или поздно уедешь.
