Через минуту он уже ждал меня на улице, сам он приехал верхом, на довольно неплохой лошадке.
— Следуйте за мной, — сказала я тоном, каким разговаривала с нерадивыми слугами, и ударила лошадь кнутом.
Я мчалась в Экр. Сказки о молчащих коттеджах могли сойти для Джона Брайена, а я-то знала, что за каждым окном прячется человек. Я остановила коляску около каштана в центре деревни, и это должно было стать сигналом к началу переговоров, будто у меня в руке была палка с привязанным носовым платком.
Я привязала Соррель к одной из нижних веток, уселась в коляску и стала ждать. Я ждала и ждала. Наконец, медленно, одна за другой, стали отворяться двери коттеджей и люди начали собираться на площади, натягивая картузы и кутаясь в овечьи полушубки, по пятам за ними шли жены и дети. Я подождала, пока не собралась достаточно большая толпа, и начала говорить, голос мой был холоден.
— Вчера у нас с вами был небольшой разговор, и вы объяснили мне, чего вы хотите. Я сказала, что требования эти невыполнимы. — Я сделала паузу. Все молчали. — Сейчас Джон Брайен сообщил мне, что вчера никто из вас не вышел на работу. — Я поочередно оглядела всех. Люди не поднимали глаз. — Так же и сегодня.
Я сделала знак Брайену отвязать лошадь и передать мне поводья.
— Выбор за вами, — холодно продолжала я. — Если вы не хотите работать, я пошлю в Чичестер за людьми из работного дома, чтобы они явились и заработали те деньги, от которых вы отказываетесь. Кроме того, я могу нанять рабочих в Ирландии, привезти их сюда, и сдать им ваши дома. — При этих словах в толпе прозвучал стон ужаса. Я дождалась, пока он стих, не сводя с них глаз. Я знала каждого из них, я работала с ними с тех пор, как впервые вышла в поле. Но сейчас я чувствовала, что возвышаюсь над толпой, и смотрела на них, как на грязь на дороге.
— Выбор за вами, — повторила я. — Вы можете согласиться на эту работу и получить положенное за нее жалованье. Или продолжайте голодать. Независимо от вашего решения общинная земля будет огорожена.
Все продолжали молчать. У меня возникло такое чувство, будто они будут продолжать молчать и после моего отъезда. Они были потрясены грубостью женщины, которую любили еще с тех пор, когда она крохотным ребенком разъезжала на толстеньком пони. Они все еще думали, что я — их милая мисс Беатрис, которая никогда не причинит им вреда. А сейчас я смотрела на них с непроницаемым лицом и предлагала им выбор между голодной независимостью и полуголодным рабством.
Они начали работать. Конечно, начали. Эти люди не настолько глупы, чтобы спорить с лендлордом, работодателем и землевладельцем в одном лице. Джон Брайен прискакал ко мне в обеденный перерыв, сообщить, что заборы возводятся, и довольно быстро.
— Вы здорово поговорили с ними, — восхищенно сказал он. — Вы бы видели их лица. Их дух сломлен. Но я бы предпочел работать с ирландцами, это мигом укротило бы деревню. Они выглядели просто больными, когда вы ускакали, миссис Мак Эндрю. Они стояли как высеченные.
Я холодно смотрела на Брайена. Его злоба напоминала мне о той странной роли, которую я играла. И тех отвратительных средствах, которыми при этом вынуждена была пользоваться. Я кивнула.
— Возвращайтесь к людям, — приказала я. — Я хочу, чтобы общинная земля была готова как можно быстрее.
Чтобы не слишком расстраиваться, я сама отправилась туда попозже в сумерках, часов около четырех. Передо мной возвышался новый забор, который отмечал границы участка на этот год. На следующий год мы огородим еще большие земли, потом еще, и так до тех пор, пока не останется только луг для сенокоса, цветы теперь будут расти только там, куда не добраться плугу. Вся общинная земля превратится в громадное поле пшеницы, и этот злосчастный забор, который причинил столько горя Экру, станет всего лишь первым в череде уроков, которые должны научить бедняков, что землей владеем только мы и что через несколько лет они даже ступить сюда не посмеют без разрешения. Но позади забора я видела холмы и долины, утопающие в лесах. И мое сердце болело.
Домой я возвращалась в спешке, чтобы не опоздать к купанию Ричарда. Я хотела успеть натянуть на него кружевную ночную рубашку, потискать его сладкий круглый животик, пощекотать холодными пальцами под мышками. Мне хотелось успеть вовремя, чтобы причесать его волосики и сделать смешной хохолок на затылке, а потом спрятать лицо в теплой шейке и нюхать, нюхать сладкий и чистый запах детского тельца. Но больше всего я хотела видеть его, чтобы уверить себя: у меня действительно есть сын, который обязательно станет сквайром, если я все буду делать правильно и не сойду с ума, разрывая на части живое сердце Вайдекра.
На следующее утро Джон Брайен явился еще до завтрака. Он ожидал в передней, и моя горничная, Люси, сказала мне, что он пришел, когда я еще одевалась. Когда наши глаза встретились в зеркале, я удивленно приподняла бровь.
— Тебе не нравится Джон Брайен, Люси? — спросила я.
— Не могу так сказать, — коротко ответила она. — Я с ним едва знакома. Я знаю только, что у него есть работа и он получает в два раза больше любого из нас в Экре, но он никогда не одолжит ни пенни никому из родни своей собственной жены. Он оставил молодого Гарри Джеймсона без работы на всю зиму, хотя знал, как отчаянно тому нужны деньги. Я не слишком уважаю его. Но большинство в деревне его просто ненавидит.
Я усмехнулась. Люси не была больше деревенской женщиной, поскольку жизнь ее проходила в усадьбе и она могла не заботиться о хлебе насущном. Но в Экре у нее оставались родственники, и от нее можно было узнать, что происходит там.
— Я тоже не люблю его, — ответила я, пока она укладывала мои волосы в высокую прическу, оставив несколько завитков на висках. — Но почему он не на работе сегодня утром? Хватит, Люси. Там, должно быть, опять беспорядки.
Люси еще пару раз коснулась моих волос и послушно отступила.
— Они никогда не кончатся, если вы станете огораживать землю, которая всегда принадлежала деревне, — отважно произнесла она.
Я пристально посмотрела на нее в зеркало и не отводила глаз, пока она не смутилась.
— Эта земля принадлежит Вайдекру, — твердо сказала я.
Продолжая пристально смотреть на нее, я размышляла о том, что если Вайдекр когда-нибудь и станет богаче, а мой сын, в конце концов, усядется в кресло сквайра, то это достанется мне слишком дорогой ценой.
При этой мысли плечи мои невольно передернулись, и я, оторвавшись от зеркала, пошла к Джону Брайену.
— Да? — холодно спросила я. Он судорожно мял в руках шапку, и его глаза тревожно бегали от страха, что он принес мне дурную весть.
— Миссис Мак Эндрю, эти ваши заборы, — заговорил он, сразу забыв свой городской выговор, — они повалили их и сломали. Почти вся работа, что мы сделали вчера, пропала даром.