Приближаясь к шатру султана, перед которым развивались алые и зеленые флаги, который охраняли самые меткие лучники, самые отчаянные воины, он увидел второго визиря Кара Ахмета. Тот стоял в тени между двумя шатрами и, притаившись, поджидал его. Было видно, что паша очень расстроен тем, что Мустафа его не послушал. В глазах визиря светилось нескрываемое беспокойство.
– Вам следовало послушать меня и не приезжать сюда, Мустафа Хан.
– Не думай, что мы не прислушались к твоему совету, паша, но мы считаем, что так лучше. Как может сын оставаться в стороне, если сын идет на войну?
– Сейчас, шехзаде, такое время, когда важно не то, кто вам верит, а то, кому вы можете доверять.
– Если мы не можем доверять султану Сулейману, то кому же нам остается верить в этом мире? Султан Сулейман известен своей справедливостью, так что у него находят убежище даже неверные. Так неужели его собственный сын испугается этой справедливости и бежит?
– Меня пугает не справедливость падишаха, а враждебное отношение Рустема. Некоторое время назад Садразам удалился из лагеря с отрядом воинов. Куда уехал паша, пока падишах здесь?
– Наверное, падишах его куда-то отправил, – перебил его Мустафа. – Успокойся. Раз наш отец, отправившись на войну с Тахмаспом, пожелал видеть нас при себе, он поверил, что мы невиновны.
– Если бы я был на вашем месте, я бы так не доверялся.
– А что ты скажешь на то, что отец позвал нас поцеловать ему руку, не успела с наших сапог осыпаться дорожная пыль?
– Я скажу, что вам не нужно идти в этот шатер, шехзаде.
Шехзаде удивился.
– Ты что-то скрываешь, паша? – резко воскликнул он. – Если ты что-то знаешь, то говори открыто. А если не знаешь и пытаешься что-то измыслить о падишахе, то знай, что тебе это не к лицу. Если бы мы не знали тебя так хорошо, как знаем, если бы не знали о твоей преданности и верности, то мы бы решили, что ты пытаешься посеять вражду между отцом и сыном.
И, не дожидаясь ответа визиря, он отвернулся.
Перед шатром Мустафу почтительно встретил главный ага янычар, и спросил: «Чист ли сердцем и рукой наш шехзаде?»
– Я совершенно чист и сердцем, и рукой.
Ответ Мустафы означал, что оружия у него при себе нет.
Несмотря на это, один из огромных стражников тщательно обыскал шехзаде. «Чист сердцем и рукой», – кивнул он, поворачиваясь к аге.
Теперь Мустафа мог войти к отцу, чтобы поцеловать ему руку.
Когда перед ним подняли толстый кусок кожи, прикрывавший вход в шатер, то он увидел, что из другого шатра чуть поодаль, поменьше и не такого красивого, как у падишаха, вышел шехзаде Джихангир и быстро направился к нему, что-то пытаясь сказать. Не дождавшись брата, он сделал шаг внутрь. Кусок кожи опустился у него за спиной.
Внутри было почти темно. Где-то в глубине шатра горела единственная свеча.
– Отец!
Это слово, произнесенное почти шепотом, было очень нежным. Мустафа тут же пожалел об этом, ведь перед ним был сам великий султан Сулейман.
– Повелитель, мы пришли поцеловать руку и приветствовать султана Сулеймана Хана. Вы позволите?
На сей раз в голосе Мустафы звучала не только любовь, но еще и уважение, и почтение.
Султан продолжал хранить молчание.
Мустафа сделал еще два шага.
За спиной у него послышался шорох. Он тут же обернулся, но было слишком поздно.
Из-за огромного сундука выскочила огромная высокая тень.
– Отец! – закричал Мустафа изо всех сил. – Посмотри, что делают с твоим Мустафой Ханом!
Пока шехзаде Мустафа пытался высвободить руки, на него набросили еще несколько веревок. Несмотря на это, он продолжал сопротивляться. Он раскидал своих палачей.
– Отец, разве устраивают ловушку собственному сыну! – кричал он. – Что тебе сделал Мустафа, что ты решил наградить его шею шнурком?
Как раз в это время рядом с султанским шатром заиграл янычарский оркестр, так что крики Мустафы сделались неслышными.
– Я не виновен, отец! Я клянусь, что невиновен! Мустафа тебе никогда не врал, а ты поверил наветам и пожертвовал жизнью своего сына. Разве так поступает отец?
Схватка продолжалась. Семеро палачей навалились на него. А Мустафа, видя, что отец за ним наблюдает, вновь закричал: «Но если тебе нужна жизнь твоего сына, то он готов ей пожертвовать ради тебя!»
Султан пытался заткнуть уши руками, но потом передумал, выпрямился, чтобы расслышать последние слова своего сына, затем снова заткнул уши. «Яви чудо, Аллах, – взмолился он, – ты послал барана пророку Ибрагиму, когда он приносил в жертву своего сына. Яви чудо и рабу твоему Сулейману! Яви ему его, чтобы Мустафа спасся. Яви кого-то, кто докажет, что Мустафа невиновен. Спаси моего Мустафу!»
Но чуда не произошло. Мустафа сумел подняться на ноги. Одного из палачей он так отшвырнул от себя, что тот отлетел, ударился головой об обитый железом сундук, да и остался лежать.
– Прикажи этим палачам удалиться, сам сруби мне голову. Смерть от руки отца – благородное дело, но не оставляй меня этим безродным!
Слезы градом стекали по его щекам и груди султана. Где же чудо, которого он так ждал?
– Лучше бы ты отнял у меня трон, чем пережить такие страдания, – яростно вскричал он, падая на ковер. – Лучше лиши меня жизни, чтобы я лежал здесь, рядом с моим сыном.
Последнее, что услышал Мустафа, был крик его отца. У него уже темнело в глазах, силы начали покидать его. Он разглядел лицо Кара Али – тот приближался к нему с промасленной веревкой в руках.
Внезапно он перестал сопротивляться. «Прости своего Мустафу, отец, – тихо сказал он, – раз такова воля падишаха, так тому и быть».
Упав на колени, он пытался произнести шахаду, когда Кара Али набросил ему на шею веревку. «Отец! – вырвался у Мустафы хриплый крик. – Отец, не плачь обо мне. Не бойся, что ты совершил грех, убив своего сына. Ты не простил меня, но знай, что Мустафа всегда будет заступничать перед Аллахом за тебя. Долгих лет жизни тебе и твоему государству».
Это были последние слова шехзаде. Тело его рухнуло ничком.
– Аллах! – вскричал Сулейман. – Прости меня, я больше никогда не смогу тебя ни о чем просить!
Как раз в этот момент кожа, закрывавшая дверь в шатер, поднялась и показалась голова Джихангира. Когда глаза Джихангира привыкли к темноте, он разглядел тело мертвого брата, беспомощно лежавшее на земле.
– Убийство!
Страшно крича, шехзаде Джихангир выскочил из шатра и побежал по лагерю: «Убийство! На помощь! Убили Мустафу Хана!»
Тысячи янычар молча и растерянно смотрели вслед Джихангиру, убегавшему из лагеря к холмам с безумными воплями. Затем все посмотрели на шатер султана Сулеймана.
Новость быстро долетела до дворца. В покоях Хюррем поднялись крики и плач: «Беда, Аллах, горе-то какое!»
