Из Блуа Жозеф прислал несколько писем Жюли. Их приносили крестьянские дети, которые беспрепятственно бродят по всей стране. Жозеф пишет, чтобы Жюли ocтавалась у меня до тех пор, пока союзники не решат, судьбу императорской семьи и всех их поместий.
Первого апреля Жюли попросила у меня денег для выплаты жалования своей гувернантке.
— У меня нет ни одного су, — сказала мне она. — Жозеф увез в железном сундучке все наши деньги и все мои драгоценности.
Конечно, я сказала моему управляющему Пьеру, чтобы он уплатил гувернантке. Мариус хотел занять у меня денег. Я отослала его к Пьеру.
Марселина, взяв денег у Пьера, отправилась в моей коляске в Гостиный двор, хотя и побаивается толпы, продолжающей собираться у моего подъезда. Вернулась она с двумя новыми шляпками, а счет прислали мне…
Утром 11 апреля Мари подошла к моему изголовью, поставила на ночной столик чашку с черной жидкостью — некое подобие кофе, который имел ужасный вкус, рядом положила совершенно серую булочку и сказала:
— Тебе нужно переговорить с Пьером. У тебя совершенно нет денег.
Я нашла Пьера сидящим за рабочим столом. Его деревянная нога была прислонена к стене в углу. Он редко надевает протез. Рана заживает трудно, постоянно воспалена.
На столе перед Пьером стоял наш сундучок, где раньше хранились деньги. Он был совершенно пуст.
Я села к столу, и Пьер протянул мне листок, испещренный цифрами.
— Я записал все наши расходы с 1 апреля. Это огромная сумма. У нас нет больше денег и нет запасов, повару нечего приготовить сегодня на обед вашим гостям, Ваше высочество. Может быть Ваше высочество рассчитывает на присылку денег из Швеции?
Я пожала плечами.
— Может быть, наследный принц мог бы…
— Вы же знаете, что я не представляю, где он сейчас.
— Я мог бы занять под вексель для Вашего высочества какую угодно сумму. Вы знаете, что сейчас Его высочество может располагать огромными суммами. Только не знаю, захотите ли вы подписать вексель.
— Я не могу делать займы у ростовщиков, тем более в качестве наследной принцессы Швеции. Это может произвести очень дурное впечатление и совершенно не во вкусе моего мужа. Нет, это невозможно.
Вошла Мари.
— Ты можешь продать или заложить несколько серебряных блюд. — И Пьеру: — Нужно надевать протез, иначе ты никогда не привыкнешь к нему. Ну, Эжени?
— Да, Мари. Это, конечно, выход из положения, но и это невозможно. На блюдах везде монограммы «Ж. Б» и герб Понте-Корво, а на большом блюде для жаркого даже монограмма с короной наследного принца Швеции. В Париже сразу станет известно, что мы без денег. Это может уронить престиж Швеции.
— Я могу заложить что-нибудь из драгоценностей Вашего высочества, и никто не узнает, — предложил Пьер.
— А вдруг мне придется принимать кого-нибудь из наших августейших друзей, царя, например, или австрийского императора, ведь я принцесса Швеции. И я останусь без драгоценностей… Кроме того, я боюсь, что камни могут подменить.
— Тогда попроси у Жюли что-нибудь из ее драгоценностей, — вмешалась Мари.
— Мари, ты же знаешь, что Жозеф увез все драгоценности Жюли, — сказала я, вздыхая.
— Как же ты думаешь кормить весь народ, который ты приютила под своей кровлей?
Я смотрела на пустой сундучок.
— Дайте мне подумать! Дайте мне подумать!
Они дали мне подумать. Воцарилось молчание.
— Мари, во времена папы дом Клари имел лавку в Париже, правда?
— Конечно. Магазин существует и сейчас. Каждый раз, как м-сье Этьен приезжает в Париж, он там бывает. Разве он тебе не рассказывал?
— Нет. Я никогда не интересовалась этим.
Мари подняла брови.
— Не интересовалась? А кто же получал доходы с половины дела, оставшиеся тебе от покойной матери?
— Я не знаю. Этьен никогда не говорил…
— По закону доходы с половины дела принадлежат вам и вашей сестре Жюли в равных долях, — заметил Пьер.
— Но ведь мы получили приданое, Жюли и я.
— Да. Это наследство вашего отца. Этьен получил в наследство половину дела. Ваша мать — вторую половину, — Мари прикидывала в уме. — После смерти матери ее половина принадлежит тебе и Жюли.
— Мама права. Вам принадлежит половина наследства вашей матушки, Ваше высочество, — подтвердил Пьер.
Я подумала, что нужно сказать об этом Жюли. Но она еще валялась в постели, и Иветт клала ей на голову компрессы с уксусом.
С трудом узнала я у Мариуса, где находится магазин его отца. Мальчишка-генерал не давал себе труда сопровождать отца, когда тот занимался коммерческими делами, а меня Этьен никогда не приглашал в свой магазин.
Мари позвала фиакр, так как Марселина опять укатила за покупками в моей коляске. Я надела шляпу и поехала в магазин Клари.
Фиакр остановился у большого магазина с элегантно оформленной витриной в Пале-Рояль. На вывеске золотыми буквами было выведено: «Фрасуа Клари — торговля шелком».
Я спустилась на три ступеньки и услышала, как в глубине магазина зазвонил колокольчик, едва я открыла дверь. В магазине было красиво, но полки были почти пусты. Лишь кое-где лежали тюки шелка.
За высоким бюро стоял пожилой мужчина с белой розеткой в петлице.
— Чем могу служить, мадам?
— Это вы ведете в Париже дела дома Клари?
Мужчина поклонился.
— К вашим услугам, мадам. К сожалению, весь белый шелк разобран, такое время. Но я могу предложить подкладочный шелк, который у нас очень высокого качества.
— Я по другому поводу, — сказала я нетерпеливо.
— О, я понимаю, мадам нужен туалет. До вчерашнего дня у меня был еще шелк с лилиями, но он, к сожалению, продан. Я могу предложить бархат или парчу…
— Дела идут хорошо, месье…
— Легран, мадам. Легран, — представился он.
— Я говорю о белом шелке, тканях с рисунком в лилиях, подкладке для штор типа Реставрации и прочих белых шелках. Как вы их получили? Разве дороги не перерезаны?
Он засмеялся.
— О, эти ткани уже давно выслал мне м-сье Этьен Клари. Первые партии прибыли вскоре после битвы при Лейпциге. М-сье Клари, хозяин нашего дома, хорошо разбирается в политике. Мадам может быть знает м-сье Клари… — он сделал таинственную мину. — М-сье Клари родственник императора Наполеона, а также родственник шведского принца, и мадам, конечно, понимает, что…
— И вы уже давно продаете эти белые шелка дамам из старой аристократии? — спросила я.
Он гордо кивнул. Я еще раз обратила внимание на розетку на его сюртуке.
— До сих пор я не понимала, как в одну ночь появились белые занавески на окнах и розетки во всех петлицах. Теперь я понимаю. Вы продавали шелк, а дамы-роялистки заранее готовили эти розетки…
