— Мари, тебе не стоило приходить, — прервал мои грёзы Давей. — Я не сказал тебе, чтобы не огорчать. Знай ты про этот бал, надумала бы себе не пойми, чего, ревновала, нервничала бы напрасно. Потому решил, что так будет лучше.
— Лучше? — я обернулась. — Ты думаешь, так лучше?
— Ты права, — повинился он, подошёл, обнял меня сзади и положил голову на плечо.
— Получилось только хуже. Ты заставила меня ревновать.
Я улыбнулась довольно в темноту.
— И кто тот проныра, с которым ты танцевала? — в его голосе теперь слышалась неподдельная угроза.
— Очень приятный молодой человек! А ты вообще-то о котором? Я танцевала с двумя! — заявила, уже во всю потешаясь. — Кстати, одному я задолжала танец.
И попыталась вырваться, якобы спеша вернуть долг.
Дав не дал сделать и шага, развернул к себе лицом и, глядя в глаза, прошептал зловеще:
— Если я ещё раз хоть одного увижу рядом с тобой, руки им поотрываю, а может и не только…
— А, почему руки? — развеселилась окончательно. — Танцуют же ногами.
— Потому что руками он к тебе прикасался, — улыбнулся и герцог, но уже в следующее мгновение стал серьёзным. — Мари, это невыносимо — видеть тебя с другими.
— Тогда мне сложней придётся, — продолжала отшучиваться, хотя в каждой шутке есть доля правды. — Вокруг вас слишком много девиц, всем руки отрывать — жизни не хватит.
— Мари, все эти девицы не имеют для меня никакого значения, — он сильнее прижал меня к себе.
— А леди Оливия? — спросила еле слышно и затаила дыхание, пытаясь хоть что-то разгадать по выражению его лица.
Но его сиятельство слишком хорошо умеет держать свои эмоции.
— А, что леди Оливия?! — поднял одну бровь в удивлении, намекая, что понятия не имеет, о чем я.
— Она очень красивая, — попыталась намекнуть.
— Красивая, — согласился герцог.
— И умная, — продолжила я, всё так же пристально глядя ему в глаза.
— Да, в уме ей не откажешь, — вновь не стал отрицать Давей.
— И она тебе нравится, — произнесла взволнованно, непроизвольно ладони сжались в кулачки на его плечах, сминая ткань рубашки.
— Нравится, — не стал спорить он, но тут же продолжил: — Она очень красива, и очень умна, мне нравится с ней танцевать и общаться, она вызывает живой интерес и эстетическое наслаждение. Ею можно любоваться и восхищаться как удивительным творением.
Он сделал паузу, а у меня от его слов сердце, кажется, перестало биться.
— Но — он выделил последнее слово, — мне нужна совсем другая женщина, совсем от другой я потерял голову и носился по городу за ней, прощая все проказы и дерзость, и даже то, что она своими выходками сильно подрывала мою с таким трудом годами зарабатываемую репутацию.
Сдаётся мне, это был упрёк, но от его слов пришло такое облегчение, что даже упрёки звучали, как дивная музыка.
— Мари, посмотри на этих леди и лордов, — он развернул меня лицом к залу. — Всё это — фарс! Театр! Здесь каждый играет роль, и чаще совсем не свою.
— И ты? — спросила тихо.
— О! Я здесь — прима! — хмыкнул он и продолжил, склонившись к моему ушку: — Это действо совершенно ничего не значит. Все эти невесты, танцы, сплетни — лишь мишура.
— Всего лишь прима? Я думала ты постановщик.
— Только не в этом спектакле. Знаешь, однажды я отказался участвовать в подобном мероприятии, — Давей загадочно хмыкнул и продолжил уже веселее: — Мне тогда было лет двадцать. Я взбунтовался и ушёл прямо в самом начале бала. Матушка ничего не сказала, но на весь следующий год устроила мне сущий ад. К нам практически каждый день приезжали какие-то девицы, с которым я обязан был обязательно познакомиться. Тогда я был беззащитен перед моей дорогой ма. С тех самых пор пришлось смириться, и раз в год выставлять себя напоказ на таком балу. Сейчас всё это превратилось больше в дань моде. Хоть думаю, матушка и не оставила идею женить меня. Но сейчас прекрасно понимает, что я больше не в её власти. И мои посещения приёмов скорей дань сыновнего долга.
Какое-то время мы молчали, я удивленная его откровением, он, мыслями вернувшись в прошлое.
— Прости, — выдохнул он в шею, вызвав приятную дрожь, и легонько укусил за мочку ушка. — Хочешь, мы отсюда сбежим?
— А, как же… — я хотела добавить «все те невесты».
— На сегодня я свой долг выполнил сполна и теперь могу быть свободным.
— Тогда бежим?! — крутнулась я и, оказавшись к нему лицом, чмокнула легонько в губы. Хотела тут же отстранится, но Дав, оказалось, предвидел мои действия. Одной рукой он удерживал меня за спину, другая легла на талию. И поцелуй из шаловливого перерос в страстный.
— Я был не прав, — прошептал он, тяжело дыша. — Как хорошо, что ты пришла.
И его рука отправилась искать брешь в моей юбке, чтобы забраться под оную. А губы вновь потянулись за поцелуем.
— Стоп, — приложила пальчик к его рту, и напомнила этому развратному типу: — Мы же сбежать хотели!
— Да, — простонал он так завораживающе, что меня в жар кинуло.
«Может, ну его, этот побег. До спаленки бы добраться».
Но Дав уже взял себя в руки и даже оставил полы моей юбки в покое.
— Хорошо, — добавил, переведя дыхание. — Выходим по одному. Встречаемся у лестницы на второй этаж, с парадного входа. Нет, лучше у входа для слуг.
Я кивнула, закусив нижнюю губу, чтобы сдержать улыбку. Герцог был взлохмаченный, верхние пуговицы рубашки расстёгнуты (и когда это я успела?), весь его вид говорил, что он минуту назад очень неплохо проводил время.
— Нам нужно остыть, — прошептала, уже не сдерживая улыбку.
Он внимательно осмотрел меня, потом себя и кивнул соглашаясь.
— Я с тобой совсем теряю голову, — выдал и отступил от меня подальше.
— Ну, знаете, ваше сиятельство, не вам упрекать меня в потере головы. Моя до сих пор кружится, и колени подкашиваются, и вообще такой шум стоит в ушах, что я совсем плохо ориентируюсь в пространстве.
Его взгляд после моих слов стал игривый. И герцог вновь ко мне приблизился.
— Мари, мужчине нельзя говорить такие слова, они опьяняют сильнее вина. Ещё немного, и я за свои действия не отвечаю, — протянул хрипло с угрозой.
И попытался вновь меня обнять, но я выставила руки вперёд, упершись ему в грудь, не позволяя приблизиться.
— Мы так никогда отсюда не выйдем, — и опять закусила губу, уж очень несчастный у него стал вид, захотелось приласкать.
— Не делай так, — прохрипел он, гипнотизируя мои губы.
И, несмотря на моё уже совсем слабое сопротивление, прижал к себе. Поцеловал за ушком, шею, ложбинку между грудями, задержавшись там особенно долго. Меня уже начала бить крупная дрожь.
— Всё! — выдал, наконец, и отстранился. — Нужно срочно уходить, это невыносимо.
Теперь я издала вздох разочарования. Уже сделав шаг к двери, Давей резко развернулся, поцеловал жадно и нетерпеливо и, повернувшись, стремительно вышел.
Я подождала, пока остановится головокружение, кое-как привела себя в порядок и последовала за ним.
Преодоление бального зала и коридоров прошло практически незаметно в любовном тумане. Встретившись у лестницы, мы взялись за руки и как два нашкодивших подростка бегом пустились наверх. Только на этот раз мы отправились не в комнату к его сиятельству, а на крышу особняка.
Ночь была тёплой и безоблачной. Давей выудил откуда-то одеяло, и мы любили друг друга под звёздами. А когда основной голод был утолён, лежали, глядя на небо, и тихо разговаривали.
В эту ночь со мной был не сиятельный герцог, не глава Тайной канцелярии, а мальчишка, влюблённый в жизнь. Всю ночь напролёт мы говорили и говорили, забыв обо всём на свете. Он рассказывал о своём детстве, о мечтах и надеждах, и я заново узнавала в хулиганистом мальчишке и забияке из другого таинственного мира моего сиятельного лорда.
Мир сузился до крыши герцогского особняка. Мы были счастливы, вдыхая прохладный воздух с упоением.
— Знаешь, в детстве я всем рассказывал, что когда-то встречу настоящую принцессу и женюсь на ней. У неё будут светлые, почти белые волосы, голубые глаза, и она обязательно будет необычайно красива.
