«Нет, — мысленно возразила Элизабет, — важно то, что Александр искал меня пешком. Иначе он нашел бы меня сам, и я осталась бы его пленницей».
— Я, наверное, была вся в грязи? — спросила она.
— Это еще слабо сказано, мама! Чего на тебе только не было — грязь, слизь, бог знает что еще. Мы с Жемчужиной и Шелковым Цветком еле тебя отмыли.
— А я не помню…
— Потому, что все это время ты крепко спала. Мне пришлось сидеть у ванны и поддерживать твою голову, чтобы ты не захлебнулась.
— Боже мой! — Элизабет сбросила ноги с кровати. — А как Долли? Она знает?
— Ей объяснили только, что ты заболела, но скоро поправишься.
— Да, я уже в полном порядке. Спасибо, Нелл, я сейчас оденусь.
— Тебе помочь?
— Нет, сама справлюсь.
Оглядев себя со всех сторон в два больших зеркала, Элизабет обнаружила на теле многочисленные ссадины и синяки, которые, как ни странно, ничуть не болели, но в остальном ничто не выдавало ее преступления у Заводи. Блаженно зажмурившись, она позволила себе расслабиться.
Немного погодя явился Александр. Элизабет смотрела на него широко открытыми глазами, будто видела впервые. Сколько раз они были близки — начиная с первой брачной ночи и вплоть до болезни Элизабет, беременной Анной? Она не вела подсчеты, но этих ночей было очень много. Однако она никогда не видела мужа обнаженным и не хотела видеть. Александр знал об этом и не принуждал ее. Но Элизабет осознала это лишь теперь, сблизившись с Ли. «Там, где нет ни любви, ни влечения, уже ничто не поможет, — заключила она с вновь обретенной мудростью. — Да, Александр прилагал все старания, чтобы исправить положение. Но этот властный и прямой человек привык подчиняться своей натуре; он образован, но не деликатен. Мне уже никогда не вздрогнуть от влечения к нему, — думала она. — Ничто в нем меня не прельщает, ему нечего мне предложить, он не в силах вознести меня над землей, довести до экстаза, который я впервые познала с Ли. Я не вынесла бы, если бы нас с Ли разделял хоть клочок ткани, я не в силах навсегда прогнать его. Мне нет дела, даже если о нас узнает весь мир: я бы спокойно встретила смерть, держа Ли за руку. Когда он признался, что всегда любил и всегда будет любить меня, я словно вернулась домой. Но разве я смогу объяснить все это Александру? Даже если он соизволит выслушать меня, он ничего не поймет. Не знаю, что у него с Руби, — откуда мне знать, ведь у меня до недавнего времени не было других мужчин! Но отныне все изменилось — мир стал иным, жизнь — прекрасной. Со мной случилось чудо: я отдалась возлюбленному».
Александр смотрел на нее так, будто о чем-то догадывался, но этого не могло быть. Его лицо выглядело морщинистым, постаревшим; смерть Анны казалась событием давно минувших лет. Муж был полностью безразличен Элизабет, но она смотрела на него безмятежными глазами, как прежде, и улыбалась.
Наконец и он улыбнулся.
— Завтракать будешь?
— Да, спасибо, сейчас приду, — невозмутимо пообещала она.
Они позавтракали вдвоем в зимнем саду, по стеклянной ребристой крыше которого колотил дождь, а по прозрачным стенам текли струйки.
— Какая же я голодная! — изумилась Элизабет, уплетая все подряд: бараньи отбивные, яичницу, бекон, жареный картофель.
К ним присоединилась Нелл, которая уже собиралась в Сидней.
— Ты обязательно должна поблагодарить Ли, Элизабет, — заявил Александр, у которого почему-то пропал аппетит.
— Ну, если ты настаиваешь… — Она доела тост.
— Разве ты ему не благодарна, мама? — удивилась Нелл.
— Ну конечно, благодарна. — И Элизабет подложила себе еще котлету.
Александр и его дочь переглянулись и заговорили о другом.
Насытившись, Элизабет поспешила к Долли; Нелл, которая хотела было сопровождать ее, удержал отец.
— А она… в здравом рассудке? — спросил он. — Ведет себя как ни в чем не бывало. Будто ничего не помнит.
Нелл задумалась и наконец кивнула:
— Думаю, с ней все хорошо, папа. За ее рассудок можно не опасаться. Правильно ты когда-то говорил: мама просто загадочная, как эльф.
Узнав об исчезновении Элизабет, Александр испытал потрясение такой силы, что боялся не пережить его. Целых двадцать три года жена представлялась ему острым шипом в боку — невозмутимая, чопорная, холодная особа, на которой он по ошибке женился. Он винил в этом себя, а не Элизабет, и старался исправиться. Но нарастающая неприязнь Элизабет к нему задевала Александра за живое, уязвляла его гордость, наносила удар по самолюбию. Зарождающуюся любовь к ней Элизабет отвергла, и он считал, что они несчастливы только по этой причине. И убеждал себя, что его любовь давно угасла. Действительно, как она могла не увянуть на столь бесплодной почве? Сам себе Александр представлялся человеком, движимым потребностью завоевывать, а Элизабет — ледяной колонной. Но разве можно завоевать ледышку? Схвати ее покрепче — и она растает.
Но в ту ночь, разыскивая Элизабет в лесу и борясь со страхом и раскаянием, Александр впервые задолгие годы понял, что погубил ее. Она ничего не просила у него и ничего от него не хотела, а то, о чем мечтала, он не мог ей дать. Любовь он приравнивал к баснословно дорогим подаркам и безумной роскоши, а Элизабет не ставила между ними знака равенства. Для него любовь была утолением плотских желаний. А для нее — нет, или же она просто не понимала сути физической близости. Александр не сомневался, что в ней тлеет пламя страсти, но не для него. И он не переставал задавать себе вопрос, с чего началось ее отчуждение. Но паника мешала ему думать и рассуждать. Он лишь осознал, что любовь к Элизабет, которую считал давно умершей, на самом деле жива. Слабая, невзаимная, мучительная для самолюбия и потому оттесненная в дальний угол памяти. А теперь она вновь всплыла на поверхность, вызванная ужасной мыслью о помешательстве и смерти Элизабет. Если с ней случилось самое страшное, виноват он. И никто другой.
И потом между ними стояла Руби. Всегда. Александр вспомнил, как однажды спросил у нее, можно ли любить двух женщин сразу; Руби ловко и зло увернулась от ответа, оберегая свое сердце от ран. Но она, должно быть, поняла, что Александр любит их обеих, потому что постаралась подружиться с Элизабет. А ему показалось, что Руби просто проявила великодушие победительницы. Но теперь он не сомневался в том, что она просто решила присматривать и за той частицей его любви, которая досталась Элизабет. Если бы он не любил Элизабет, две его женщины наверняка стали бы подругами — но не настолько близкими. Приходилось признать, что он стремится усидеть сразу на двух стульях. Руби значила для него больше. Руби — это романтика, духовная близость, плотская любовь и страсть, в ней есть то самое редкое сочетание достоинств, обладая которыми любимая становится для своего мужчины любовницей, матерью и сестрой. И вместе с тем Александр жил с Элизабет, родил с ней детей, пережил трагедию с Анной и рождение Долли. Не люби он жену, он бы давно не выдержал.
