Наконец они добрались до лучшей гостиницы, непритязательного двухэтажного здания, единственным украшением которого была вывеска. Кингстон передал поводья жокею:
— Поставь жеребца в стойло, дружище. Леди останется с тобой, а я ненадолго отлучусь, чтобы взять выигрыш.
Не успела Жоржетта и слова сказать, как он исчез за дверью салуна, этого неизменного атрибута любой гостиницы на Западе. Будь она в мужской одежде, не замедлила бы последовать за ним, хотя бы для того, чтобы узнать, не там ли ее отец. В женском наряде это невозможно — в салун открыт доступ только женщинам определенного сорта, и появиться там без спутника означало бы признать себя таковой.
Толпа тем временем успела насмотреться и на жеребца, и на всадницу и потеряла интерес к обоим. Скачки были гвоздем праздничной программы, но не завершали ее, поэтому люди разошлись в поисках других развлечений. Динк ввел Пегаса под уздцы в прохладные недра конюшни, и Жоржетта ощутила громадное облегчение. Никто не узнал ее в обличье кокетливой красотки, никто, кроме Джейка, а тот не выдал ее секрета. Если вовремя скрыться, можно будет замести следы и больше не опасаться разоблачения. «И надо же в конце концов снять с себя это ужасное приспособление», — мысленно добавила Жоржетта, пытаясь хоть немного ослабить давление корсета на ребра.
Негр отвел Пегаса в самый дальний угол конюшни и поставил в стойло. Однако вместо того чтобы помочь девушке покинуть седло, он достал из лежавшей в углу седельной сумки большую морковь и угостил жеребца. Вернее сказать, начал его кормить, с невыразимой медлительностью позволяя откусывать лишь маленькие кусочки лакомства. Жоржетта знала, что не сумеет самостоятельно спуститься. Скорее всего запутается в юбках и свалится вниз головой. Она попыталась привлечь внимание жокея:
— М-м… прошу прощения! Не мог бы ты помочь мне спуститься?
— Нет, мэм, не мог бы.
— Какого черта?! — воскликнула Жоржетта, забывшись.
Негр подпрыгнул и нервно огляделся, словно опасался, что их подслушивают.
— Начать с того, мэм, что у меня ужасно грязные руки…
— Ничего страшного, их можно чем-нибудь вытереть.
— Чем? — осведомился Динк, демонстративно озираясь.
— Ради Бога! В конце концов, наплевать на платье, можешь его испачкать своими грязными руками! Просто помоги мне спуститься!
— Нет, мэм, я не стану его пачкать! — отрезал негр, вынимая из сумки еще одну морковь, больше первой. — Потому что мистеру Кингстону это не понравится. Нет, мэм, совсем не понравится.
Жоржетта поняла, что уговаривать его бесполезно, и посмотрела вниз, на покрытый соломой земляной пол. До него было футов шесть, не меньше. Вот если бы на ней сейчас была матросская роба… впрочем, тогда она вообще не сидела бы на этой лошади.
— Отвернись! — приказала она жокею. — Я спущусь сама, без твоей помощи.
Он молча подчинился. Жоржетта сидела на лошади боком, теперь же не без труда перевернулась на спину и оказалась как бы перекинутой через седло. При этом один из обручей кринолина за что-то зацепился, и все сооружение задралось. Проклятие, бывает же такое невезение! Короткие панталончики с кружевами были видны всему миру! Она завозилась, дергая за обруч, отчего тот, конечно же, застрял намертво. Тогда она спрыгнула на пол, но проклятое сооружение вниз не опускалось. Оно теперь громоздилось вокруг ее головы, заслоняя окружающее, щекоча лицо кружевами.
— Уже можно повернуться? — послышался голос Динка.
— Нет! — взвизгнув от ужаса, крикнула девушка. — У меня платье зацепилось!
Она ухватилась за обруч обеими руками, дергая, толкая и раскачивая его, но и это не помогло. Запутавшись в юбках, Жоржетта не видела стремени, а когда наконец, в панике шаря руками, она смогла нащупать его, то выяснилось, что оно у самой ее талии. Как вставить туда ногу? Нужно было любой ценой забраться назад в седло. Девушка собралась с силами, вцепилась в проклятый обруч, поскольку лучшей точки опоры все равно не было, и подняла ногу как можно выше.
В этот момент ее подхватили за талию и приподняли. Она ощутила рывок, обруч освободился… и все сооружение свалилось на голову спасителя Жоржетты, который соответственно оказался у нее под юбками.
У неудачливой наездницы вырвался крик, в котором смешались отчаяние, смущение и гнев на судьбу. Через пару секунд Кингстон выпутался из-под кринолина и явил ее взгляду лицо, по которому блуждала загадочная улыбка. Уж он-то был доволен случившимся, как же иначе!
— А где моя шляпа? — спросил он как ни в чем не бывало, поправляя растрепавшиеся волосы.
Если бы только можно было провалиться сквозь землю! Жоржетта подалась назад, и тут что-то вывалилось из-под юбок ей под ноги. Чертова шляпа! Да кончится этот кошмар хоть когда-нибудь? Она собрала все свое самообладание, приподняла подол и отступила, открывая для обозрения отвратительный головной убор.
— Ах, сэр, вот она! — обрадовался Динк и ткнул пальцем в шляпу.
Он захихикал и, не в силах остановиться, прикрыл рот обеими руками. Жоржетта поняла, что сейчас закричит во весь голос, и бросилась к выходу. Каким-то образом Кингстон успел схватить и нахлобучить шляпу и поймать беглянку.
— Прошу вас, не уходите, — сказал он с неожиданной мягкостью. — Я понимаю, это все очень неловко для вас, но нельзя же, чтобы этот незначительный эпизод испортил лучший день в моей жизни.
— Но я никак не могу…
Кингстон привлек ее ближе. Взгляды их встретились, и Жоржетта, к своему удивлению, увидела мольбу в его обычно бесстрастных глазах.
— Давайте считать, что ничего не случилось, хорошо? А теперь, — продолжал он более оживленно, снова устраивая ее руку на своем локте, — у меня есть небольшое дело, которое я хочу уладить со своим жокеем как можно скорее. Буду польщен, если вы согласитесь выступить свидетелем.
Он увлек удивленную Жоржетту к пустой бочке, поставленной стоймя. Динк в молчании последовал за ними. Пирс положил на днище какие-то бумаги, огрызок карандаша и туго набитый холщовый мешочек. Он выбрал одну из бумаг, положил ее поверх остальных и разгладил.
— Это бумага о твоей купле-продаже, — обратился он к негру.
— Вот это? — переспросил тот и робко потянулся к документу. — Надо же, и вот такой листок может сковать человека на всю жизнь не хуже, чем толстая цепь…
Его голос был печален. Жоржетта ощутила такую вспышку сострадания, что у нее болезненно сжалось сердце. Она бросила взгляд на Кингстона, все еще недоумевая, зачем тот затеял этот разговор.
— Динк, место рождения — ферма Дарлингтон, вот что здесь написано. Неужели мать назвала тебя Динком?
