– Наверху, наверное, – вновь хихикнула девица. – Я – Эмма. Могу я что-нибудь для вас сделать?
Вильям поднял было руку, чтобы наказать ее за наглость, но глаза девицы были такими же пустыми, как у раскрашенной куклы. По-французски она говорила отвратительно и, похоже, не понимала, что выглядит вульгарно и бесстыдно.
– Пойди и спроси у леди Элизабет, не сможет ли она уделить сэру Вильяму несколько минут, – сказал он по-английски.
– Я не служанка, – девица нахмурилась, опять ответив по-французски, видно таким образом желая показать свое высокое положение в доме.
На этот раз Вильям, вероятно, задал бы ей хорошенько, но его внимание отвлекло появление пожилой женщины, приятно удивленной его появлением. Служанка леди Элизабет, Мод, присела в реверансе, сделала знак другой горничной принести вина и подвела Вильяма к креслу, сказав, чтоледи Элизабет спустится через несколько минут. Все это время она вела себя так, словно Эмма была просто неприличной и не заслуживающей внимания кучей мусора на полу, которую лучше обойти. Растерянность и смущение, с которым Эмма смотрела на Мод, развеселили Вильяма и вернули ему чувство юмора.
Но оно быстро улетучилось, когда Элизабет, спустившись по лестнице, вежливо поздоровалась с Эммой. Вильям встал, чувствуя, что краснеет. Элизабет взглянула на него и улыбнулась. У него перехватило дыхание. Он знал, что Элизабет не красавица и большинство мужчин вряд ли удостоили бы ее взглядом, особенно в присутствии Эммы. Она была слишком высокой и худой, небольшая грудь едва приподнимала корсет, а складки платья скрывали ее формы. Но Вильям знал: у нее уже в тринадцать лет сформировалась великолепная фигура, и не верилось, что двадцать лет замужества и двое детей могли изменить ее. Элизабет все еще была гибкой и легкой, как мальчик, но намного грациознее. Любое ее движение было очаровательным, как и сейчас, когда она, все еще улыбаясь, приложила тонкий палец к губам.
Вильям стиснул зубы, чтобы воздержаться от сердитых замечаний. Элизабет взяла его за руку и повела в соседнюю комнату. Эмма, как обиженный ребенок, надула губы, и после минутного замешательства последовала за ними. Вильям обернулся, подняв свободную руку, намереваясь ударить ее. Но Элизабет сильнее сжала его руку.
– Ты не можешь пойти с нами, Эмма, – мягко сказала она. – Сэр Вильям – очень давний мой друг, он собирается сказать несколько очень неприятных вещей, которые оскорбили бы твои чувства. Уверяю, ты не пожелала бы это услышать. – Ее губы дрогнули, сдерживая улыбку, когда Эмма остановилась в нерешительности, пытаясь понять, что ей сказали. Но Элизабет не стала дожидаться пока та придет к какому-нибудь решению, а просто увлекла Вильяма за собой в комнату и закрыла дверь.
– Что, черт побери, с тобой случилось, Элизабет? – пробормотал Вильям, когда они остались одни.
– Ничего со мной не случилось. Я прекрасно себя чувствую, – весело ответила она.
Эта комната была освещена лучше, чем приемный зал, и Вильям едва сдерживал дыхание. Он видел сияние глаз Элизабет, больших, темно-зеленых глаз такого странного цвета, какой бывает в неглубоких местах над бледно-золотистым песком. Нос Элизабет был слегка длинноват, а рот немного великоват для ее тонкого лица. Она больше походила на шаловливого эльфа, чем на сказочную принцессу. Все было в ней совсем земным: приятная брюнетка с необычного цвета густыми волнистыми волосами. Сейчас они были спрятаны под головным убором, но маленькие прядки, выбивавшиеся то здесь, то там, чудесно обрамляли лицо и образовывали прелестные завитки на лбу.
– Возможно, ты не можешь выставить отсюда эту дрянь, – начал Вильям сдавленным голосом, – но никто не заставляет тебя обходиться с ней вежливо или терпеть попытки занять твое место.
«Дорогой Вильям, – думала Элизабет, – ты всегда поступаешь правильно». У Моджера в крепости всегда имелись одна или две женщины, но они были поумнее, и старались не попадаться на глаза. А Эмма просто слишком глупа для этого. Она ничего не стоит, Элизабет хорошо понимала это. И, тем не менее от таких вещей, демонстрируемых открыто, становится очень больно и стыдно. Гнев Вильяма делал это забавным, но ничего смешного здесь не было.
– Она не может занять мое место, – ответила Элизабет. – Она знает, что у Моджера нет таких намерений. – Элизабет замолчала, разглядывая Вильяма, а затем тихо добавила: – и почему я не должна быть вежливой с ней? Она оказывает мне огромную услугу.
Вильям встал и молча посмотрел на нее. В течение десяти лет они часто встречались, иногда были совсем одни, как сейчас, но все же ни разу не сказали друг другу ни одного сокровенного слова. Конечно, никогда прежде любовница Моджера не встречала Вильяма, как хозяйка дома. Он понимал, его недовольство поведением Элизабет разбивается о стену, выстроенную ей вокруг себя. Она давно определилась в своих чувствах к мужу. Это было опасно, чрезвычайно опасно, но Вильяма беспокоило совсем не это.
– Отвратительно, – сказал он дрожащим голосом. – Моджер мог бы по крайней мере держать ее в деревне.
И без того сказав уже слишком много, Элизабет отбросила теперь всякую осторожность и благоразумие.
– Но Моджеру так нравится. Если бы случилась холодная или дождливая ночь, и он не захотел бы никуда ехать, тогда… Нет! Лучше уж пусть Эмма будет здесь.
Понимая, что это безумие, способное сломать всю его жизнь, Вильям сделал шаг к Элизабет и обнял ее. Он был почти уверен, что она закричит или оттолкнет его, но Элизабет не сопротивлялась и лишь откинула голову для поцелуя. Губы были такими же сладкими, теплыми и желанными, как двадцать лет назад. Совершенно опьянев от счастья, ничего не видя и не слыша вокруг, Вильям сжимал ладонями ее лицо, целуя глаза, щеки, подбородок и снова возвращаясь к губам. И только песня звучала в его голове, песня его долгой любви. Элизабет не оставалась безучастной к происходящему. Ее губы отвечали ему, она обняла его одной рукой, а другой гладила шею, плечи, спину.
Через некоторое время Вильям оставил ее губы.
– Будь моей, – умолял он, – я буду почитать тебя, как ты этого заслуживаешь, я буду…
Она дрожащей рукой ласково прикрыла ему рот.
– Ты просишь меня сыграть роль Эммы в твоем доме?
– У меня нет жены! – воскликнул он.
– У тебя есть дочь. Разве я могу рассчитывать на поддержку Элис в таких вещах? И ты тоже?
– Я люблю тебя…
Она опять заставила его замолчать.
– Если ты любишь меня, то не проси о том, чего я желаю, но не могу. Вильям… нет! Моджер не заслуживает этого.
– Не заслуживает?.. – Вильям был ошеломлен. – Его поведение…
– В этом много и моей вины, – перебила его Элизабет. – Сначала я ненавидела его, ненавидела весь мир и давала ему это понять. Я была счастлива только тогда, когда он отворачивался от меня. Моджер достаточно благоразумный муж. – Она нежно улыбнулась. – Ты же знаешь, что это невозможно, Вильям. Моджер не вынесет такого оскорбления. Он объявит войну.
