— Ну что там, Роджер? Что так нахмурился?
— Есть от чего, — буркнул Херефорд. — На, прочти.
Он протянул свиток, на котором Честер увидел королевскую печать. Элизабет нетерпеливо переводила глаза с одного на другого: отец тоже помрачнел, а Херефорд, поймав ее взгляд, показал, что она тоже может прочесть.
Честер передал ей дочитать письмо, в которое она всматривалась через его плечо, и глянул на Херефорда.
— Откуда Стефану известно, что ты вернулся? Как он смеет так тебя называть?
— Как смеет! Да потому что прячется за толстыми стенами! — Херефорд задыхался от ярости, которая нарастала в нем по мере того, как он вдумывался в прочитанное. Он вскочил, чуть не плача от негодования. — О Боже, я забью ему в глотку его собственные слова! Он у меня будет глотать эти «легитимные отпрыски», все до единого, потом свои уши, потом — глаза… — Он грохнул по шахматной доске, разбив в кровь руку и разметав шахматные фигурки.
Появившийся в зале епископ торопливо подошел к юноше.
— Смирение, сын мой! Сколько раз я говорил вам, что эта игра — изобретение дьявола. Посмотрите, какую неприязнь она порождает между сыном и отцом!
Херефорд молча ходил по залу, с силой вонзая кулак в ладонь другой руки. Честер тоже не вступил в разговор с богословом и сердито отвернулся.
— Дело не в игре, отец мой, — разъяснила Элизабет. Глаза ее вспыхнули желтым огнем озлобленной волчицы. — Вы только посмотрите, как этот король, да покарай его Господь за такую наглость, ставит себя выше святой церкви! — Элизабет тоже была разъярена, но мужской спеси в ней не было, гнев ее не ослепил, и она увидела возможность отвести нависшую угрозу. — Вы посмотрите, как он ставит свою власть над Божьей! — крикнула она, протягивая епископу послание короля. — Он запрещает брак лорда Херефорда со мной. Отец дает свое согласие, церковь подтверждает, что мы не допускаем кровосмешения, и вашими руками благословляет нас, я, наконец, согласна. Разве не церкви надлежит скреплять таинство брачного союза? Почему король вторгается в промысел Божий?
— Дочь моя, дай сперва мне самому прочесть, — запротестовал епископ, но цели своей Элизабет уже добилась. Князь церкви, подобно мирским коллегам, ревниво оберегал свои привилегии и благодаря предисловию Элизабет воспринял послание Стефана с предубеждением, как посягательство на свою духовную власть. Он не обратил особого внимания на то место, где говорилось, что Стефан как сюзерен Херефорда, — хотя это, строго говоря, было не совсем верно, потому что Херефорд ему не присягал, — может не позволить ему жениться, и сосредоточился на той стороне дела, которая целиком входила в его компетенцию.
— Это же несуразность! Если вы не состоите в кровном родстве и обвенчаны в храме, то ваши дети признаются законными и должны наследовать ваши земли. Король не может лишать этого права законных детей, даже детей крепостных, не говоря уж о свободных лордах на собственной земле. Может, в каких-то случаях, — заколебался прелат, убоявшись зайти слишком далеко, — король может конфисковать имение, но законный брак никак не может дать для этого ни малейшего основания.
— Конечно! — согласилась Элизабет. Ее грудь высоко вздымалась. — Но какой священник посмеет теперь обвенчать нас при таком запрете?
Честер отвел взгляд от лица епископа, дабы не выдать, что понял, какую хитрую ловушку подставила прелату его дочь. Епископ Честерский славился привычкой буквально с оружием в руках и совсем не по-духовному отстаивать свои права, щеголяя при этом доблестью и отвагой.
— Я обвенчаю вас сам, — твердо сказал святой отец, прямехонько угодив в сети Элизабет.
— Но мы должны бракосочетаться в Херефорде уже через пару недель, — забеспокоилась Элизабет. — Епископ Херефордский убоится теперь…
— Эта старая развалина боится всего на свете. Тем лучше. Не подобает, чтобы такая прелестная леди и такой красавец мужчина, как лорд Херефорд, были воссоединены дряблыми и немощными руками. Я поеду в Херефорд и, если этот сопливый маразматик заартачится, все сделаю сам!
— Благодарю вас, милорд! — Элизабет отвесила ему низкий поклон и приложилась, к руке. — Вы облегчили мне душу и воскресили убеждение, что мужество не покинуло служителей Господа в исполнении воли его. А теперь я должна попытаться успокоить его светлость, пока он кого-нибудь не прибил в своем гневе.
Херефорд стоял у дальнего очага, и все бывшие там отступили в холодные углы зала подальше от его гнева. Наблюдая, как Элизабет направляется к жениху, некоторые женщины подталкивали друг друга локтями и ахали по поводу ее бесстрашия. Одна из служанок, получившая утром встрепку от Элизабет, горько посетовала:
— Эту никто не остановит — ни мужчина, ни зверь, ни сам дьявол. Она — дочь сатаны, а не лорда Честера, геенна огненная в ней самой!
— Оставь меня, Элизабет, — сдавленно проговорил Херефорд, прежде чем она успела молвить слово. — Я не смогу сейчас говорить даже с тобой.
Глядя на жениха, Элизабет уже все видела в новом свете, но понимала, что Херефорд управлять собой, как она, не может: ему бы сейчас переколотить слуг, разворотить мебель. Или, схватив оружие, броситься созывать вассалов и ринуться на войну.
— Если тебе станет легче, Роджер, можешь поколотить меня, пожалуйста. Но я придумала, как парировать выпад этого безмозглого дурака.
— Выпад! Да кто его испугался! Если я не заставлю своего епископа обвенчать нас, а я в этом не сомневаюсь, всегда найдется какой-нибудь домашний капеллан. — Он заскрипел зубами и затрясся в бешенстве, наливаясь кровью. — Но это же оскорбление! Как он посмел писать мне такое! Этот…
Элизабет подняла брови и поджала губы, слушая целых пять минут поток брани, какой ей не приходилось слышать за всю ее жизнь. Некоторые обороты были столь замысловаты, что она таращила глаза, а в одном месте даже присвистнула. Наконец Херефорд иссяк и затих.
— Роджер, это было очаровательно, — сказала она спокойно. — Но как ты не видишь, что клянешь вовсе не того, кого надо?
Это совсем усмирило Херефорда, он повернулся к ней.
— Как это?
— Ты слышал, чтобы Стефан к кому-то писал или обращался в таких выражениях? Он — дурак, каких не видывал свет, но ты не можешь отрицать, что он терпелив и обходителен, если его нарочно не приводить в ярость.
— Он в ярости… А на меня снизойди Божья благодать небесной гармонии и мира, так, что ли?
— Но что его разозлило? Успокойся, Роджер, и подумай.
— Да чего тут думать! О чем думать! Он знает, что я приехал и зачем приехал… Что еще надо?
— Но как он узнал? Конечно, ему сказали, что ты вернулся. У Мод везде шпионы, от них не спрячешься. Но ваши дела с Гонтом и Глостером — кто, кроме вас с нами, знал о них? Не думаю, что ты кричал об этом во все горло в общем зале. Кроме того, узнав о твоих планах, почему он свой гнев выражает запретом на женитьбу? Что ему до нас?
