— В их жизни всего лишь одна ложка дегтя, — сказала Сабрина, — у них нет детей.
— Бедная Изабел, она так мечтает родить ребенка, — добавила бабушка. — У нее было уже два выкидыша. Похоже, ее преследует невезение. Дикон очень этим огорчен.
— Это единственное, чего он не смог добиться, — таков был мой комментарий.
И бабушка, и Сабрина просто не могли почувствовать иронию, если дело касалось Дикона.
— Увы, это так, моя дорогая, — печально сказала Сабрина.
Так или иначе, близилось время свадьбы в королевском доме. Маленькая австриячка примерно моего возраста приезжала во Францию, чтобы выйти замуж за дофина, который сам был немногим старше ее. Графу было положено находиться при дворе, и я полагала, что мы тоже будем приглашены на некоторые праздники. Предстояли балы, балетные представления; возможно, нам представится случай увидеть» знаменитую женщину — мадам Дюбарри, постоянно находившуюся в центре любовных скандалов. Я слышала, что она была вульгарной и потрясающе красивой, а король души в ней не чаял. Многие пытались лишить ее влияния, но король продолжал поддаваться ее чарам.
Все время ходили слухи о каких-нибудь интригах, жизнь была полна событий, развлечений и неуверенности, поскольку время от времени до нас доходили слухи о растущем в народе недовольстве. То говорили о каких-то погромах в небольших городках, то о сожженных у фермеров запасах сена, то о разгромленных продовольственных лавках… Мелкие неприятности в отдаленных местах. Мы не слишком обращали на это внимание. И, уж конечно, не в эти радостные дни перед церемонией бракосочетания.
Замок действительно стал моим домом, но по-настоящему я в нем так и не прижилась. Он так и не стал для меня домом в том смысле, в каком им были Клаверинг и Эверсли. Там я находилась в родовом гнезде своих предков. То же самое, казалось, можно было сказать и об этом замке, но он оставался для меня чужим. Казалось, он наполнен отголосками событий прошлого — я никак не могла забыть о подземной темнице, которую показывал мне граф.
Зато мать легко прижилась здесь и приняла на себя роль графини без всяких видимых усилий. Видимо, это произошло так, потому что она и в самом деле была счастлива. Я и не предполагала, что она, жившая весьма уединенной жизнью, способна вдруг стать светской дамой, сохранив при этом налет наивности, делающий ее очень привлекательной. В ней была какая-то тайна. Она выглядела невинной, хотя всем было известно, что она родила ребенка от графа — меня, когда была женой другого человека, зная, что у графа есть жена и семья Что же касается графа, то он превратился в верного и преданного мужа, чего, наверняка, от него никто не ожидал. Это было чудом. Чудом истинной любви. Вот так, говорила я себе, сложились бы отношения у нас с Диконом, если бы нам позволили пожениться.
Я училась вместе с Софи на французский манер, то есть, скорее, умению вести себя в обществе, чем неким академическим премудростям. Делался упор на литературу, как, впрочем, и на иные формы искусства, на плавность речи, на умение вести светские беседы остроумно и с обаянием. Мы были обязаны в совершенстве владеть такими важными предметами, как танцы, пение и игра на музыкальных инструментах, — для всех этих предметов имелись особые учителя. Я считала все эти предметы достаточно интересными, гораздо более интересными, чем те, что я изучала со своей английской гувернанткой. Вместе с нами училась и Лизетта.
Лизетта была достаточно сообразительной и с жаром отдавалась учению, видимо, решив превзойти нас в этом, что ей почти удавалось. Софи отставала от нас. Не раз я пыталась убедить ее, что главное не в том, что она соображает медленнее, чем мы, а в том, что постоянно вбивает себе в голову именно это.
В ответ она обычно недоверчиво качала головой, а Лизетта заявляла, что Софи никогда не избавится от этого, пока не выйдет замуж и не обзаведется обожающими ее детишками.
— А это, — добавляла Лизетта, многозначительно поглядывая на Софи, — никогда не случится, поскольку если это даже и произойдет, она все равно не поверит.
Мы с Лизеттой отличались задорным нравом. Если нам что-то запрещали, мы искали способы обойти запрет. Мы постоянно нарушали запреты учителей, а Однажды, будучи в Париже, выскользнули из дома после наступления темноты и решили прогуляться по улицам, что было достаточно дерзким поступком. За нами увязались два хлыща, и мы по-настоящему испугались, когда они схватили нас за руки и не желали отпускать. Лизетта завизжала и этим привлекла внимание прохожих, которые, к счастью, решили остановиться. Лизетта крикнула, что нас удерживают вопреки нашей воле. Мужчины отпустили нас, мы пустились наутек и благополучно добрались до отеля. Таких попыток мы больше не делали, однако нам удалось пережить потрясающее приключение, и Лизетта заявила, что таким образом мы приобрели жизненный опыт.
Софи была совсем другой — тихой, сдержанной. Нам с большим трудом удавалось хоть иногда убедить ее совершить какой-нибудь запрещенный поступок.
В общем мы с Лизеттой стали подругами, в то время как Софи продолжала держаться в сторонке.
— Как будто именно мы с тобой сестры, — говорила мне Лизетта, радостно улыбаясь.
Лизетта боялась одного-единственного человека, и этим человеком была ее тетя Берта. Но к этой достойной даме весь дом относился с благоговейным почтением.
Софи постоянно угнетало предчувствие того, что ей наконец найдут мужа. Она боялась этого и уже решила, кем бы ни был этот избранник, он невзлюбит ее за то, что ему придется на ней жениться.
Лизетта сказала:
— Есть единственное утешение в положении племянницы экономки. Очень вероятно, что ей позволят самой выбирать себе мужа;
— Меня не удивит, если тетя Берта выберет вместо тебя, — заметила я.
— Дорогая моя Лотти, — возразила она, — никто, даже тетя Берта, не заставит меня выйти замуж, если я не захочу этого.
— И меня тоже, — добавила я. Софи слушала нас с округлившимися от изумления глазами, не веря своим ушам..
— А что же вы сделаете? — потребовала она ответа.
— Убежим, — выпалила я.
Лизетта пожала плечами, как бы желая сказать:
— Куда?
Но я полагала, что если мое решение будет твердым, мама не станет принуждать меня и сумеет убедить графа тоже воздержаться от принуждения… так что я чувствовала себя в сравнительной безопасности.
Вот так обстояли дела, когда однажды, должно быть, недель за шесть до королевской свадьбы, моя мать сообщила о том, что они с графом собираются посетить своих друзей, живущих севернее Ангулема, и возьмут с собой Софи.
Сообщение привело Софи в ужас, ибо означать оно могло только одно. Это было как-то связано с предстоящей помолвкой, поскольку граф не слишком любил общество Софи, и если бы речь шла о развлекательной поездке, я уверена, они взяли бы с собой меня.
