Молодые люди отпустили друг друга и встали.
— Продолжим позже, — с усмешкой, одеваясь, сказал Квинт. — Я тебя почти сделал.
— Гадеса-с-два ты сделал! — процедил Луций, и добавил несколько весьма крепких выражений, вызвавших общий хохот. Смеялся и Луций. Он никогда не сердился на приятеля, как бы жестоко они не схватывались, и кто бы ни побеждал, несмотря на то, что Луций имел неуживчивый характер, и страшно не любил проигрывать.
Квинт умылся, застегнул кирасу и нащечные пластины, надел шлем, взял щит и штандарт когорты и направился к легату.
Петиллий Цереалис сидел за походным столом в чистой, выбеленной комнате и, хмурясь, изучал карту. Услышав шаги, он настороженно поднял голову. Его моложавое лицо обернулось к Квинту.
— Добрый вечер, знаменосец.
Квинт ответил и стал ждать. Легат явно не спешил. Его острые глаза осматривали Квинта от шлема до сандалий. Наконец он сурово произнес:
— Рукоять твоего щита не чищена, и завязки на левой сандалии протерлись. Весь внешний вид обличает непростительную небрежность. Смотри, чтоб к утру все упущения были исправлены.
— Слушаюсь, — сказал Квинт.
— Я знаю, что ты много дней был в пути, — продолжал легат, — но я хочу гордиться своим легионом. Мы здесь несем трудную службу и должны служить примером. Имеют значение даже самые мелочи.
— Слушаюсь, — повторил Квинт, и, несмотря на выговор, почувствовал симпатию к этому человеку, как и тогда, в Колчестере, когда его карие глаза неожиданно вспыхивали, как сейчас.
— Характеристика, данная тебе прокуратором Децианом Катом, не слишком лестна. — Петиллий отодвинул карту в сторону и выудил из груды донесений клочок пергамента. — Так, посмотрим… ага… «распущен, нагл, уличен в нарушении субординации и сотрудничестве с врагами».
— Врагами! — забывшись, воскликнул Квинт. — Клянусь духом моего отца, легат, как можно было называть этих несчастных иценов врагами, и то как мы обошлись с ними… прокуратор… о Марс, теперь-то, конечно, они враги… но… — он прикусил губу, когда полководец поднял брови. — Прошу прощения.
— Полагаю, — сказал Петиллий, откидываясь в кресле, — ваши симпатии друг к другу, безусловно, взаимны. — И Квинт с огромным облегчением услышал смех в голосе полководца. — А теперь — что действительно произошло в стране иценов?
* * *
Весна в крепости на вершине холма протекала довольно приятно. Обязанности Квинта были не тяжелы. Обычно под началом одного из трибунов он надзирал за постройкой дорог, и, хотя Луций считал это скучным, у
Квинта обнаружилась склонность к инженерным работам, и он с живым интересом встречал связанные с ними проблемы. Он учился, как правильно расчищать путь, оставляя по сторонам изгороди из деревьев и кустов, как выбирать и укладывать булыжники, как правильно утрамбовывать гравий, строить мосты и переправы и так тянуть новую дорогу, прямую, как полет стрелы, сквозь все препятствия, по мере того, как они все дальше и дальше продвигались в северную глушь.
Легионеры не могли пожаловаться на свою жизнь. Бани, как и рассказывал Луций, прекрасно служили для оздоровления души и тела. В них имелась даже музыка, ибо два пехотинца играли на флейте и лире. В общем, жизнь была совсем не плоха. Квинт был слишком занят, чтобы много думать о Регане, и об иценах. И у него имелись основания надеяться на то, что он сумеет начать свои поиски. Однажды Флакк рассказал, что легат собирается вскоре направить какие-то депеши в штаб-квартиру Второго легиона, далеко на запад, в Глочестер. Квинт, который прислушивался к любым упоминаниям о западе, где находились останки Гая Туллия, полюбопытствовал, могут ли его включить в охрану официального гонца.
— Ты просил о задании, и, думаю, ты его получишь, — вскоре сообщил Флакк вечером в бане, когда они вышли из парилки. — Будь уверен, никто больше его не захочет. Говорят, слишком много жуткого колдовства творится в этих диких краях, что на пути к Глочестеру. Люди превращаются в камни и, встав в круг, кричат каждую ночь… звери говорят и наводят на тебя чары… и еще маленькие черные гномы, которые могут сжечь тебя в плетеной клетке!
— Да хватит, Флакк, — усмехаясь, сказал Квинт, — где ты набрался подобной чепухи?
Испанец мрачно покачал головой.
— О, я слышал. Страна друидов — там, на западе. Наш губернатор Светоний, может, и думает, что все они осаждены на острове Энглси, но я слыхал, что множество их сбежало.
— Удивляюсь, сколько еще наш губернатор провозится со своей кампанией, — вмешался Луций. — Прошло не меньше месяца с тех пор, как мы в последний раз получали известия… О Юпитер, как холодно! — возопил он, резко плюхаясь в небольшой бассейн.
— Ты бы еще подождал, пока вода совсем замерзнет, идиот, — отозвался Квинт с края бассейна. — Кстати, с чего это ты так заторопился?
Луций вынырнул и поплыл вдоль берега, ничего не ответив.
Значит, опять эти блондинки из британской деревни у подножия холма, — подумал Квинт. Он тяжко вздохнул. Если бы только легат узнал, что Луций удирает из крепости почти каждую ночь, и куда он удирает… но, когда дело доходило до девушек, удержать Луция было невозможно, несмотря на то, что гарнизон получил строжайший приказ не заходить в деревню. Однако у Квинта не было никакого желания вновь услышать, будто он кудахчет, как старая курица. Поэтому, когда Луций вышел из воды и пошел одеваться, подмигнув ему за спиной Флакка, Квинт лишь поощрительно махнул рукой и бросил:
— Увидимся позже… надеюсь.
К его великому изумлению, он увидел Луция через полчаса — время, потребное, чтобы добежать до деревни и подняться обратно.
Квинт играл в кости с двумя знаменосцами из других когорт, и насмешливое приветствие замерло на его губах, когда он увидел лицо Луция.
— Что случилось… — начал было он и осекся, поскольку Луций мотнул головой и указал на угол помещения. Квинт отошел за ним. — Неприятности? — коротко спросил он, удержавшись от того, чтобы добавить: — «Я же тебе говорил».
— Не то, что ты думаешь. — Вся привычная вялость Луция исчезла, лицо побледнело, круглые глаза выражали тревогу. — Квинт, в деревне никого нет. Она пуста. Ни души, даже собаки исчезли.
— Ну так здесь нет ничего страшного. Все ушли на охоту или на какой-нибудь религиозный обряд, у них так бывает.
— Нет, нет, — нетерпеливо сказал Луций. — Ты не понимаешь. Они забрали все свое имущество, даже угли выгребли из очагов, все припасы, похоже, что они ушли насовсем, хотя они и их предки жили здесь задолго до прихода в Британию Юлия Цезаря. И это еще не все… — продолжал он, не давая Квинту переспросить, — взгляни! — Он вытащил большую глиняную таблицу, которую прятал под плащом и осторожно протянул ее. Квинт вгляделся и едва сдержал восклицание ужаса. На таблице были грубо вырезаны ряды фигурок в шлемах с плюмажами и кирасах. Одна фигурка сжимала штандарт, эмблема которого угадывалась безошибочно — орел Девятого легиона. Кое-что еще также не подлежало сомнению — грудь каждой фигурки была пронзена копьем, и вся глиняная таблица была липкой от свежей крови.
