Ознакомительная версия.
Заинтригованный Везарио поднес к полуоткрытому рту свечу и убедился, что глаза его не обманывают. Язык действительно распух и выглядел так, словно покойник напился перед смертью чернил. Верный знак, что дело не обошлось без яда. Он разочарованно вздохнул, подышал в сложенные ладони, чтобы согреть их, и обратился к Леонардо:
— Ты давеча спрашивал насчет черных зеркал? Мне приходилось читать о них.
* * *
…Один блаженный монашек лет триста назад в компендиуме по всемирной истории пересказал из странствий одного греческого автора по Фригии [18]. Грек изучал культ богини Кибелы, которой поклонялись тамошние обитатели. Так вот, ему случилось посетить храм, посвященный этой богине, украшенный зеркалами из черного камня, отшлифованными с большим искусством. Их поверхность изгибалась, подобно морским волнам, искажая изображение весьма причудливым образом. Сей факт немало удивил странника. Жрецы Черной Матери разъяснили ему, что подобные зеркала признаны отпугивать от священного места злых духов, подобно тому как в Египте, откуда их привозят, они защищают от разграбления гробницы вельмож и даже царственных особ. Язычники из Малой Азии до сих пор верят, будто черное зеркало способно искушать человека видениями, открывать путь адским духам, даже похитить разум, в котором гнездятся нечистые помыслы, и превратить человека в безумца…
* * *
Но в других книгах изогнутые полосы отшлифованной стали описывают как ярмарочную забаву. Изуродованные отражения собственных тел развлекают публику ничуть не хуже уродцев, которых обычно содержат в балаганах — горбунов или карликов.
— Карликов? — Леонардо мгновенно вспомнил блики пламени в помертвевших глазах коротышки-акробата, все закоулки памяти заполнились его адским хохотом. Его пробрало дрожью — в мертвецкой действительно было холодно, как в настоящей могиле. Только громадный мохнатый паук тянул из бездонного брюха клейкую серебряную ниточку паутины, как последнюю связь с миром живых. Может быть, его злосчастный разум остался под землей, в черном зеркале, — думал Леонардо, а все что происходит сейчас, лишь зыбкое виденье? Он кашлянул, чтобы выйти из оцепенения и осведомился: — Лис, кой бес тебя дернул болтать про черные зеркала в таком месте?
Везарио пожал плечами:
— Ну как? Ты сам расспрашивал. Историю эту я почерпнул из редкостной старинной книги, принадлежавшей одному алхимику в Толедо, и как по мне такая история вполне тянет на пять монет. — Он протянул Леонардо руку. — Дружище, ты выиграл! Мальчишку действительно отравили. Его язык свидетельствует об этом ясно и недвусмысленно.
— Значит, нужно вскрыть его и определить, что за яд использовали. Затем останется всего лишь узнать, как раздобыть такой яд и кто его приобретал за последнее время. Так мы окажемся у самой цели. У тебя найдется подходящий инструментарий?
Его собеседник презрительно скривился:
— Неужели я похож на хирурга или цирюльника, которые всюду таскают ланцеты и ножи с прижигателями? Нет, Лео, я не собираюсь кромсать этого нечастного, окончательно пропитаться трупной вонью, изгваздать свой лучший плащ и сгореть на одном костре с тобой по обвинению в колдовстве. Знаешь почему? Да потому, что у меня имеется образование, — ученый фармацевт гордо вскинул подбородок. — Преимущество натурфилософии в том, чтобы следовать логике, и наблюдая лишь малую часть, сделать выводы о целом. Язык нашего покойника распух и окрасился, значит, яд поступил per os [19]. Никаких следов насилия на теле нет, логично предположить, что несчастный что-то сожрал — то есть употребил яд вместе с пищей — по доброй воле.
— Джованни, несчастное дитя, был большим сластеной.
— Ты снова прав. Взгляни, — пальцы покойника испачканы вязкой субстанцией, похожей на нугу. Логично предположить, что яд содержался именно в ней. Проверим! Хорошо, что бедняга не имел родни, готовой заплатить, чтобы тело обмыли, — Везарио оторвал большой кусок холста и собрал на него некоторое количество «субстанции» с пальцев юноши. Он запихнул лоскут в пустую стеклянную посудину из аптекарского короба, затем быстро наклонился к полу и двумя пальцами поднял за хвост дохлую мышку. — Ага! Еще одна сладкоежка! Валялась рядом, похоже, дуреха облизала пальцы мальчишки. Прихвачу ее в домашнюю лабораторию и спокойно поковыряюсь внутри, здесь нет походящих услов… — он осекся на полуслове.
За дверями покойницкой раздались шаги. Множество ног одновременно шаркало и топало по ступеням к дверям мертвецкой. Но даже среди общего шума выделялись одни тяжелые, глухие шаги, им аккомпанировал стальной наконечник трости — постукивал о камень тук-тук-тук.
Шаги становились громче, они приближались…
…На миг молодые люди замерли, глядя в глаза друг другу. Везарио ловко накинул на голову Лео капюшон, быстро отпихнул его в самый темный угол мертвецкой, а сам бросился к ларю со снадобьями.
Петли на дверях мертвецкой были тугими, тем, кто пытался их распахнуть, пришлось приложить немало усилий, так что Везарио успел придать лицу строгое выражение и усердно звенел колбами. Он повернулся к вошедшим, как человек, чье важное занятие нарушили с большой бесцеремонностью. В дверях мертвецкой толкались два заспанных причетника, длинношеий брат-кастелян [20]из госпиталя, пара монахов со свечами и, конечно, привратник, но все они лишь служили обрамлением для корпулентного человека, опиравшегося на толстую трость — не было сомнений, что в мертвецкую наведался сам отец Бартоломео, настоятель церкви Святой Марии.
Рассказывают, в юные года отец Бартоломео имел стройный стан, служил в Риме и подавал большие надежды, однако избрание нового Понтифика развеяло их, как заморозки вишневый цвет. Отца Бартоломео отрядили в опальный город подавать флорентинцам пример исполнения семи милосердных деяний: кормить голодных, поить жаждущих, одевать нагих, принимать странников, посещать заключенных, хоронить усопших. На этой стезе святой отец ограничился тем, что заказал живописцу панели с изображением означенных добродетелей, кои выставил во вверенном его заботам госпитале, и целиком посвятил себя сохранению баланса между состоятельными семействами, жаждущими войти в историю как единоличные покровители церкви Святой Марии и госпиталя, процветавшего под церковным благословением. Усердием святых отцов и жертвователей церковь, монастырь и госпиталь перестраивали и ремонтировали столько раз, что они превратились в одну большую и непрерывную стройку, из-за хлопот с которой здоровье отца Бартоломео быстро расстраивалось. Его плоть расползалась, как дрожжевое тесто, и приняла нездоровый мучнистый оттенок, он заходился кашлем от малейшего усилия, страдал болями в суставах, колотьем в сердце, задержкой мочи, разлитием желчи и бессонницей. Теперь патронат над госпиталем казался отцу Бартоломео большим благом. Пребывая среди страждущих и увечных, он наполнялся мыслью, что его собственное здоровье еще совсем не худо, и испытывал душевный подъем. Везарио регулярно снабжал святого отца настойкой из рыжих муравьев для растирки суставов и опийными каплями, дарующими отдохновение от боли, в знак ответного благорасположения получал объемистые заказы от госпиталя.
Ознакомительная версия.
