– Поскольку ни общество Гулливера, ни ваше общество, мисс Инглби, не назовешь блестящим, у меня не остается выбора. Так что можете торжествовать…
* * *
Долгий и здоровый сон, не отягощенный ни алкоголем, ни опийной настойкой, не улучшил настроения Трешема. Во всяком случае, герцог проснулся в скверном расположении духа, и Джейн пришлось убедиться в этом, когда он послал за ней, не дав ей даже закончить завтрак. Переступив порог его комнаты, она увидела доктора Рейкса, оказавшегося ранней пташкой.
– Вижу, вы никуда не торопитесь, мисс Инглби, – сказал Трсшем вместо приветствия. – Полагаю, вы уже набрались сил для того, чтобы продолжить выживать меня из моего собственного дома. Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, хорошо, ваша светлость, – ответила Джейн. – Доброе утро, доктор Рейке.
– Доброе утро, мисс, – поклонился доктор.
– Немедленно снимите это безобразие! – воскликнул Джоселин, указывая на чепец, который вновь надела Джейн. – Если я еще раз его увижу, собственными руками изорву в клочки.
Джейн сняла чепец, аккуратно его сложила и убрала в карман платья.
– Это мисс Инглби наложила мне повязку, – сказал Джоселин, повернувшись к доктору; по-видимому, он отвечал на вопрос, заданный до прихода Джейн. – И она же промыла рану.
– Мисс, вы все прекрасно сделали, – похвалил девушку доктор. – Должно быть, у вас имеется некоторый опыт, не так ли?
– Да, вы правы, сэр, – кивнула Джейн.
– Полагаю, она кормила слабительным всех сирот в приюте, когда они переедали, – проворчал герцог. – Что же до меня… Думаю, мою ногу следует не перевязывать, а почаще тренировать, чтобы рана быстрее затянулась. Именно этим я и собираюсь сегодня заняться.
Доктор Рейке, судя по всему, пришел в ужас от таких слов.
– При всем моем уважении к вам, ваша светлость, я должен предостеречь вас от подобных действий. Повреждены мышцы и сухожилия, и они должны восстановиться, прежде чем получать нагрузку. Даже самую минимальную.
Герцог выругался сквозь зубы.
– Думаю, вы должны извиниться перед доктором Рейксом, – заметила Джейн, – Он высказывает свое мнение, именно за это вы ему платите. И повода для подобной грубости он не давал.
Мужчины в изумлении уставились на девушку. И вдруг герцог откинулся на подушку и громко расхохотался.
– Похоже, Рейке, я повредился в уме от боли. Вы можете поверить, что я терпел такое целый день, не пытаясь положить этому конец?
Доктор Рейке в смущении повернулся к Джейн:
– Уверяю вас, мисс, его светлость вовсе не должен передо мной извиняться. Он просто расстроился, что в его положении вполне естественно.
Но Джейн, хотя и понимала, что поступает опрометчиво, не могла удержаться от нравоучений.
– Не может бьггь прощения тому, кто сквернословит, заявила она, глядя на герцога.
Трешем с усмешкой проговорил:
– Рейке, я, возможно, и смог бы опуститься на больное колено, чтобы загладить свою вину, но ведь вы не позволите мне это сделать, не так ли?
– Конечно, нет, ваша светлость, – ответил доктор, с беспокойством поглядывая на девушку.
Джейн невольно вздохнула. Ну вот, опять она оказалась виноватой. Видимо, здесь в Дадли-Хаусе, царили иные порядки, не такие, как в доме ее родителей в Корнуолле. Там считалось, что со слугами надо обходиться вежливо, уважая их чувство собственного достоинства. Так что ей придется прикусить язык, если она хочет получить свое трехнедельное жалованье.
Герцог Трешем позволил перенести себя вниз, но сначала отпустил Джейн – велел ей удалиться и не появляться ему на глаза, пока он ее снова не позовет. Через полчаса герцог прислал за ней. На сей раз Трешем расположился в гостиной на диване.
– Мисс Инглби, голова у меня сегодня почти не болит, – сообщил он. – Поэтому вам не придется использовать весь ваш богатый арсенал, чтобы развлекать меня. Сегодня я дал указание Хокинсу пускать ко мне всех посетителей, разумеется, за исключением помощниц модисток и им подобных.
Напуганная перспективой оказаться в поле зрения гостей, Джейн даже не обиделась.
– Как только кто-то зайдет, я исчезну, ваша светлость, – сказала она.
– Неужели? Но зачем вам исчезать? – прищурившись, спросил герцог.
– Полагаю, мое присутствие смутило бы ваших гостей. В любом случае без меня вам будет проще с ними беседовать.
Джоселин улыбнулся и тут же помолодел, превратившись в веселого и обаятельного юношу.
– Мисс Инглби, да вы ханжа…
– Вы правы, ваша светлость. – охотно согласилась Джейн.
– Принесите подушку из библиотеки и подложите мне под ногу, – распорядился герцог.
– Могли бы хоть иногда добавлять «пожалуйста», – заметила Джейн, направляясь к двери.
– Да, мог бы, – кивнул герцог. – Но могу и не добавлять. Ведь я здесь хозяин. К чему делать вид, что мои приказания – всего лишь просьбы?
– Хотя бы ради уважения к чувствам других людей. Как правило, просьбы выполняют с большим желанием, нежели приказы.
– И все же вы отправились выполнять мое распоряжение, мисс Инглби, – заметил герцог.
– Да, я повинуюсь, но с тяжелым сердцем, – сказала Джейн, уже покидая комнату.
Через несколько минут девушка вернулась с подушкой в руках и, не говоря ни слова, подложила ее под ногу герцога. Она заметила, что опухоль спала. Однако Трешем, судя по всему, по-прежнему страдал от боли. Стиснув зубы, он похлопывал себя по бедру.
– Если бы вы не поджали губы, мисс Инглби, я мог бы даже подумать, что вы сочувствуете мне. Знаете, я был почти уверен, что вы дернете за ногу изо всех сил – это вполне соответствовало бы вашему темпераменту. Но, увы, вы лишили меня возможности выступить с обвинительной речью…
– Вы наняли меня в качестве сиделки, ваша светлость, – заметила Джейн. – Я здесь для того, чтобы помогать вам и выполнять ваши просьбы. Если же мне что-то не понравится, я сумею сказать о своем отношении к происходящему, – мне нет нужды причинять вам боль.
Джейн в смущении потупилась; она знала, что все-таки причинила герцогу боль, когда приподнимала его ногу.
– Мисс Инглби, спасибо, что принесли подушку, – сказал Трешем.
Отлично – ей нечем крыть!
– Просто мне хотелось увидеть вашу улыбку, – продолжал герцог. – Кстати, вы когда-нибудь улыбаетесь?
– Когда мне весело и я чувствую себя счастливой, ваша светлость.
– Боюсь, в моем обществе ни то ни другое вам не грозит. Должно быть, я стал скучным. А ведь раньше я умел развлекать женщин. По крайней мере, мне так казалось.
Джейн и до этого прекрасно понимала: герцог умеет нравиться женщинам. Но всю силу его мужского обаяния она почувствовала лишь сейчас, когда он посмотрел на нее, чуть прищурившись. С ней вдруг стало твориться что-то странное… Что-то странное происходило с ее грудью… и со всем телом.
