— женская верхняя одежда, надевалась поверх рубахи и опоясывалась, чаще девичий наряд. [2] Насад (или насада) — плоскодонный корабль на веслах, большой вместительности.
Дождь пролился плотной завесой, отгородившей Исады от всего внешнего мира. Марфа от скуки стояла на крыльце, подставляя ладонь под холодные капли.
— Простынешь, светлейшая, студено, — за плечом появился Вячко.
— Тучу к полудню сносит, скоро дождик закончится, — Марфа мокрой ладонью провела по щеке. — Стало быть, ехать можно будет.
Вот для чего она это спросила, ведь и сама знает ответ, но надо же переложить ответственность на сурового кметя. И он ответил так, как и ожидалось:
— Куда ж теперь ехать, вечереет, и дорогу развезло. Возки не протолкнуть.
Марфа расслабленно выдохнула.
— А как там в шатрах, а ну, промокли если? — повернула она голову в сторону частокола, за которым начиналась дорога к стану.
— Не должны, войлоком да кожей шатры крыты, — успокоил Вячко.
Тучу поволокло за лес, дождь истончился, перешел в морось, небо просветлело, но из-за Оки уже наступала ночь. Можно было бы и отправляться на ночлег, но Марфа все тянула, чего-то ждала. С Усладой они вышли на задний двор и расстелили рогожу на мокрую лавку.
— Посидим немножко, свежестью надышимся. В избе больно парко, — объяснила и самой себе нежелание спать княжна.
— Да, здесь хорошо, — охотно поддержала челядинка, все прекрасно понимая.
Марфа набрала в грудь воздуха, чтобы затянуть протяжную песню, но так и осталась на вдохе, обращаясь в слух.
— Слышишь? — дернула она Усладу за рукав.
— Нет.
— Послышалось мне? — Марфа встала и прошла пару шагов в сторону пристани. — Да нет же, вот еще. Кричит кто-то.
Услада подошла к хозяйке, пытаясь среди шороха прибрежного ивняка расслышать неведомые звуки. Откуда-то ниже по течению шел неясный гул, но расслышать точнее не получалось.
— Кричат, там кричат, — заметалась Марфа. — Чего они кричат?
— Да напились, так и кричат. Чего от хмельных еще ждать? — попыталась успокоить ее Услада.
Марфа, чуть пошатнувшись, взялась за сердце.
— Хозяюшка, ты чего это? — подхватила ее под локоть челядинка. — Дурно?
— Да так, — отмахнулась Марфа, — почудилось. В избу пойдем, зябко мне.
И тут над крышами дремавших Исад полетел истошный вопль:
— Стан горит! Стан горит! Шатры горят!
— Как? — только и смогла выдохнуть Марфа.
С Усладой они, огибая избу, помчались через двор к воротам.
Вячко выпроваживал ратных, они уже вскакивали на коней.
— Вяченько, миленький, что там такое? — подлетела Марфа к кметю.
— Не ведаю, сейчас разузнают.
— Ты и сам поезжай. Там же Изяслав, да вдруг он хмельной в шатре, — быстро заговорила княжна, — чего же ты стоишь? Тебе туда же надо, с ними. Там же князь твой!
— Я ему слово дал, тебя, княжна, защищать, — спокойно отозвался Вячко, но по раздуваемым ноздрям и глубокому дыханию можно было догадаться, что и он в волнении. — Я не могу тебя бросить.
— Да что же со мной станется? Там же горит! Поезжай, слышишь?! — Марфа перешла на крик.
— Не могу, — почти простонал Вячко.
— Так я сама поеду, — Марфа метнулась назад.
— Не велено, — твердо перегородил ей дорогу кметь.
— Там же братики мои, — всхлипнула она.
— Все разузнаем. Здесь недалече, — Вячко умел проявить твердость.
Прихватив Усладу, втроем они выбежали за ограду поселения. Здесь уже толпился исадский народ, размахивая руками в сторону отсвета большого пожарища. Из-за макушек деревьев выпрыгивали языки пламени, черный дым смешивался с ночью.
— Как же так? — прошептала Марфа и начала неистово креститься.
Из сумрака послышался ритмичный стук копыт. Всадник?
— Поганые! В стане поганые! — влетел в толпу гонец. — Спасайтесь!
Народ загудел, кинулся врассыпную. Кто-то схватил Марфу за руку и потащил. Это Вячко одной рукой увлекал за собой невесту, другой — княжну. Марфа оглянулась, от стана двигались черные тени.
— На коней надобно? — крикнула она Вячко.
— По дороге догонять станут, а в лесу с конями делать нечего. Через Оку нам надобно.
— Еды, я поесть побегу захватить! — засуетилась Услада, пытаясь вырвать руку из крепкой лапищи Вячко.
— Какая еда! — прорычал кметь. — К пристани, пока дощаники не расхватали.
— Изяслав же там! Глеб, Костюшка! — без конца оглядывалась Марфа, упираясь. — Изяслав!
Но Вячко упорно тянул ее к причалу. Дорогу им перегородили коровы, лошади, козы, которых хозяева гнали к лесу. Как скотину, кормилицу, бросить? Уж лучше самому сгинуть. Так и сгинут, до леса далеко, а черные тени надвигались со стремительностью летящей стрелы.
Те, кому своя жизнь все ж была важнее, бежали к пристани. Переполненные народом лодочки отчаливали одна за другой. Бабы успокаивали рыдающих детишек. Кто-то, не найдя места, кидался вплавь, другие продирались в гущу камышей. Пробегая мимо гостиной избы, Вячко свистнул, и к нему присоединились оставшиеся трое ратных, что оберегали добро княжны. Один из воев кинул Вячкого его щит.
Когда пронские беглецы спустились к пристани, там стоял лишь муромский насад, охраняемый серебробородым старцем-воином и парой крепких отроков-корабелов. Они отогнали от корабля местных и теперь возвышались в гордом одиночестве.
— Эй, — крикнул Вячко, — отчаливать надобно. Сейчас половцы сюда ворвутся.
— Мы без княжича не поплывем, — вынул из ножен меч серебробородый.
— Поляжем все и князьям не поможем, — попытался вразумить его Вячко.
— Сказано, не поплывем, — уперся старик.
— На тот берег княжну пронскую, невесту вашего княжича, перевези и вернешься, здесь недалече.
— Нет, — рявкнул муромец.
— Я должен спасти княжну, — тоже оголил меч Вячко, дальше уговаривать уж было некогда.
Послышался дикий визг и крики, это должно черные тени догнали исадовцев, гнавших скот. Марфа прижалась к Усладе, было отчаянно страшно, и вместе с тем не отпускало ощущение, что все это — просто дурной сон, надо только пробудиться, и снова будет светить ласковое солнышко, и братья, живые— здоровые, станут браниться, что не уехала. Как она теперь хотела услышать их ворчливые упреки, да все бы за то
