— Что с вами, Азартный Игрок? Я наступил вам на ногу?
— Ах, нет! — воскликнула Элли. — Просто я… я вспомнила еще об одной своей глупости. — Решив сменить тему разговора, чтобы не обременять Равенворта своими проблемами, она широко улыбнулась и спросила: — А вы знакомы с Бруммелем? Полагаю, что да, ведь вы оба ревнители высокой моды.
К удивлению Элли, Равенворт ответил не сразу.
— Интересно, что вы там скрываете от меня? — заметил он, не отвечая на вопрос, но, увидев краску на ее щеках, заговорил совершенно иным тоном: — Ну, хорошо, хорошо, не стану смущать вас. К сожалению, я незнаком с Бруммелем. Не скрою, что желал бы этого знакомства, но пока что наши с ним пути ни разу не пересекались. Так случилось, что в те годы, когда Бруммель очаровывал своим искусством Лондон, я был вдали от Англии. Мне довелось провести четыре года в армии Веллингтона — в Португалии и Испании. А затем, разумеется, при Ватерлоо.
На лице Элли отразилось изумление. Она сбилась с ритма, остановилась и удивленно воскликнула:
— Вы?!
Равенворт снова закружил Элли в танце и сконфуженно улыбнулся, поняв, насколько нелестным было ее мнение о его особе. Элли осознала свою бестактность и смущенно подняла на него глаза.
— Ради бога, простите меня. То, что вы сказали, оказалось такой неожиданностью… Я просто поражена…
— Я бы сказал, что вы скорее удивлены, мадемуазель. Не самый лестный для меня комплимент.
— Но вы же… денди, модник! — воскликнула Элли в свое оправдание. Ей и в самом деле было неприятно, что она невольно обидела его.
Равенворт невесело усмехнулся. «Никогда еще меня не сажали в лужу так простодушно и непринужденно», — подумал он, а вслух сказал:
— Странно. А я-то привык считать себя джентльменом.
Элли покраснела пуще прежнего, но сидевший в ней бес противоречия не сдавался, и она выпалила неожиданно для самой себя:
— Очевидно, вы служили при штабе?
Все очарование этих нескольких прекрасных минут мгновенно исчезло. Лицо Равенворта изменилось — оно вновь стало замкнутым и холодным. Виконт вспомнил походы, в которых он принимал участие. Вспомнил грязь и кровь, болотную лихорадку и свист пуль, косивших солдатский строй. Вспомнил и самое страшное — то равнодушие к войне, которое царило среди людей света и которое он с ужасом обнаружил, когда вернулся в Англию.
Высокомерно взглянув на Элли, Равенворт сказал ледяным тоном:
— Разумеется. Неужели вы могли подумать, что я стал бы месить грязь начищенными сапогами, словно какой-нибудь простой солдат?
Он замолчал, замкнулся, глаза его потемнели, стали из серых почти черными. Подавленная этим угрюмым молчанием, Элли принялась подыскивать слова, которые могли бы смягчить нанесенную ею обиду. Она очень хотела найти их, эти слова, но в то же время боялась, что услышит в ответ лишь какую-нибудь язвительную реплику. И тогда Элли принялась болтать о всякой ерунде. Она говорила и говорила, громоздя одну глупость на другую, а он слушал ее с видом человека, приговоренного к казни.
Наконец закончился этот бесконечный, так печально завершившийся вальс, и Равенворт отвел Элли к ее стулу — рядом с леди Вудкотт. Та осыпала подошедшего виконта улыбками и комплиментами:
— Вы с Элинор были просто чудесной парой! Я глаз не могла отвести от вас обоих. Скажите, лорд Равенворт, как вам удается делать такие ровные шаги?
Законодатель Мод с усилием растянул в улыбке свои застывшие губы, поклонился и тут же отошел, не ответив на вопрос леди Вудкотт.
Как только его фигура скрылась за спинами гостей, леди Вудкотт, уверенная в том, что причиной холодности виконта является ее драгоценная племянница, схватила Элли за рукав и злобно зашептала:
— Ну, что ты натворила на этот раз? Назвала его Павлином? Или еще чем-нибудь похлеще? Все, Элинор Дирборн! Мое терпение лопнуло! Я больше не желаю с тобой разговаривать!
Элли молча откинулась на спинку стула. Ей трудно было сказать, кто раздражал ее в эту минуту больше — тетушка или виконт. И еще ее мучила мысль о том, что, если дело и дальше пойдет так же, ей никогда не удастся заполучить табакерку Равенворта.
Элли принялась тщательно разглаживать складки на своем платье, и шорох желтого атласа несколько успокоил ее. Продолжая размышлять о пари, заключенном с Джорджем, она рассеянно осматривала пары, танцующие в ярком свете свечей, и молчала. Это молчание начало выводить из себя леди Вудкотт. Она завозилась на своем стуле, несколько раз нетерпеливо притопнула ногой и наконец воскликнула:
— Ради всего святого, Элли, ну что ты меня томишь? Рассказывай! Слышишь? Я хочу знать все! Что он тебе сказал? Что ты сказала ему?
Элли собралась было ответить тетушке, но в эту самую минуту заметила лорда Крессинга, который медленно приближался к ним. Внезапно ее охватило озорное возбуждение. Она немного подождала и, когда барон приблизился настолько, чтобы слышать их разговор, обернулась к леди Вудкотт. Зная, что сейчас спровоцирует свою тетушку, Элли заговорила, отчетливо произнося каждое слово:
— Но вы же сами сказали, что не желаете впредь говорить со мною! Я хотела поберечь ваши чувства…
На щеках леди Вудкотт появились крупные красные пятна.
— С раннего детства, — начала она, — ты была ужасным созданием. Испорченная, невоспитанная девчонка…
В этот момент она услышала совсем рядом деликатное покашливание, обернулась и увидела устремленные на нее черные удивленные мужские глаза. Оборвав себя на полуслове, прижав платок к груди, леди Вудкотт безо всякого перехода воскликнула:
— Ах, лорд Крессинг! Как приятно! Надеюсь, вы в добром здравии?
Лорд Крессинг поклонился леди Вудкотт, взял ее пухлую руку и слегка развязным жестом прижал к губам.
— Я хотел бы заступиться за мисс Дирборн. У вас очаровательная племянница. Вы можете гордиться ею!
Лицо леди Вудкотт побагровело, но она все-таки сумела ответить, судорожно глотнув воздух:
— О! Благодарю вас…
Исчерпав запас своего красноречия, она принялась внимательно изучать пальцы, которые только что поцеловал лорд Крессинг, и оживилась, лишь когда услышала, как тот приглашает Элли на танец.
— Ах, как вы любезны! — воскликнула она, широко взмахнув руками. — Конечно, потанцуйте с нею!
Отвращение, которое испытывала к барону Элли, боролось в ее душе с чувством долга: мысль о табакерке не давала ей покоя. Наконец она вздохнула и протянула лорду Крессингу свою руку. Барон был как минимум вдвое старше Элли, и, очевидно, именно это обстоятельство заставляло леди Вудкотт испытывать нервное возбуждение всякий раз, когда его сиятельство оказывался рядом с нею.
Они встали среди пар, приготовившихся танцевать кадриль. Элли улыбнулась, окинула взглядом зал и с надеждой подумала, что в такой толкучке барону не удастся завязать с нею флирт.
