– Нет, – ответила Морган. – Ты меня разыгрываешь.
– Не разыгрываю.
– Мне часто говорили, что я смеюсь слишком громко.
– Мне так не кажется.
– Правда?
– Да. Твой смех искренний. – Уорд подпер голову руками и, вздохнув, спросил: – Что мне с тобой делать, Морган?
– Полагаю, – ответила она, снова дернув простыню, – ты мог бы помочь мне выпутаться.
– Конечно. – Откинув одеяло, капитан слез с кровати совершенно голый и опустился на колени. – Ну-ка. Тебе нужно откатиться влево от меня.
– Я ударюсь о кровать.
– В другое лево, – сказал он, усмехнувшись и показав ямочку. – Ты можешь различить, где у тебя право, а где лево?
– Благодарю, я отлично знаю, где у меня право, а где лево. Я не соображу, где они у тебя.
– В таком случае, мадам, вам следует откатиться направо от вас, туда, где лежит паук-блондин. И не бойтесь! У него нет зубов!
Наконец-то выпутавшись из простыни, Морган, улыбаясь, села.
– Не надо меня дразнить.
Он усмехнулся:
– А мне понравилось.
Морган прислонилась к кровати и накинула простыню себе на ноги.
– Ты напоминаешь мне моего брата.
– Брата? – спросил он, поднял руку и стащил с кровати одеяло. – Это не совсем то, что хотелось бы услышать мужчине, который сидит рядом с обнаженной женщиной.
– А что именно хочет услышать мужчина, который сидит рядом с обнаженной женщиной?
– Стоны и вздохи, – сказал Уорд, укрывая их обоих одеялом. – И слово «да».
– Ха! Мужчины хотят слышать от женщины «да» постоянно, день и ночь, хоть она совершенно голая, хоть одета с головы до ног.
– Думаю, только некоторые мужчины. Ну, давай, Морган, расскажи мне про этого своего брата, – добавил он, перестав улыбаться.
– Я по нему скучаю. Он пытался… – Она замолчала и нахмурилась. Пытался хоть немного облегчить отцовское властное, деспотичное отношение к ней. Отец всегда был куда снисходительнее к Реджи.
– Пытался? Сделать что?
– Мой отец был сторонником суровой дисциплины и крепко придерживался строгих правил.
– Я вижу, это на тебя здорово подействовало.
– Подействовало, только против его ожиданий.
– А где твоя родня? В Англии?
Морган быстро начала придумывать очередную басню. Господи, это становится все запутаннее и опаснее.
– Не нужно, – сердито бросил Уорд. – Когда ты вот так колеблешься, значит, сочиняешь очередную ложь. Лучше мне вообще ничего не слышать.
– Все это очень сложно, – негромко сказала она.
– Наверняка. У тебя что, вообще нет семьи, к которой можно обратиться?
– Нет.
– А друзей?
Морган на мгновение задумалась и помотала головой:
– Нет.
Наморщив лоб, капитан произнес:
– Что ж, я не могу выгнать тебя обратно на улицу. Как насчет работы?
Работа? Господи, нет! То, что капитан не читает газеты, не значит, что этого не делают другие. А если ее увидят родственники Уэдерли или Ричарда…
– Я ничего не умею.
– Чтобы работать на фабрике, ничего особенного и не нужно уметь, – сказал Уорд. – Или мы можем подыскать тебе место в какой-нибудь конторе.
– А мне нельзя остаться с тобой?
Он вскинул брови.
– Здесь?
Неужели она на самом деле собирается предложить ему себя в любовницы? О да, собирается, даже если и знает, что будет гореть за это в аду или, что еще хуже, погубит остатки своей репутации.
– Я… я бы осталась и… и составляла тебе компанию, если… – Морган сглотнула, в первый раз подумав, что у него, возможно, уже есть подобные отношения. Может быть, даже есть жена.
Капитан Монтгомери втянул в себя воздух. Морган вздрогнула. Уорд взял ее руки и ласково погладил их.
– Морган, я польщен, но тебе следует серьезно обдумать другие варианты.
Уязвленная, она вырвала руки.
– Разумеется. Это была глупая мысль. Не важно.
– Я этого не говорил.
Морган откинула простыню и встала, чтобы он не заметил слез, проклятых, проклятых слез, наполнявших глаза. О чем она вообще думала? Безрассудная, глупая, импульсивная дура!
– Ты не хочешь долго находиться в моем обществе, что вполне понятно. Я просто женщина с улицы, да еще и воришка.
– Я не говорил этого. Что ты делаешь?
– Ищу одежду, чтобы уйти.
– И этого я не говорил! Морган, стой…
– Напротив, сэр, вы велели мне собираться, – ответила она и, не сумев найти одежду, схватила простыню и завернулась в нее.
– Я просто попросил тебя подумать и о других возможностях. Ради Бога, Морган, довольно!
Она, спотыкаясь, направилась к двери, отчаянно пытаясь скрыть искаженное стыдом лицо и текущие из глаз слезы. Уорд вскочил и схватил ее за руку.
– К черту все! – прорычал он. – Не плачь! Я терпеть не могу, когда женщины плачут.
– Я не плачу!
– Тогда что это у тебя в глазах?
– Это не слезы!
– Ладно, – уступил капитан. – Ты не плачешь. – И осторожно повернул ее лицом к себе. – Но только пойми – я не отвергаю тебя. Я отвергаю саму идею.
– Но я и есть эта идея, это одно и то же!
– Боже милостивый! – выдохнул он. Взяв Морган за руку, он повел ее назад к постели. – Ты вся дрожишь. Закутайся в одеяла и задерни занавески на кровати, пока я разожгу огонь; А потом обсудим планы.
Уорд просто не мог поверить самому себе, что обдумывает ее предложение. Сама проклятая идея смехотворна! Если бабушка узнает, она сначала прочтет ему нотации о долге перед семьей, потом перейдет к упрекам и скажет, что он ее разочаровал, а завершит все хорошо продуманным суровым выговором. Но хуже всего то, что в ушах Монтгомери все еще звучали слова Роба: «Мы взрослые люди, Уорд. Это ерунда по сравнению с тем, что другие вытворяли».
Уорд взял кочергу, помешал золу в камине и подбросил дров.
Ему уже двадцать девять лет. Он владеет и распоряжается значительным состоянием. За все это время у него были всего две любовные интрижки, обе короткие и тайные, поскольку, заботясь об имени, он постоянно обуздывал свою страсть. Его отец к двадцати девяти годам имел жену и ребенка, содержал нескольких любовниц и укладывал в постель бесчисленное множество других. Он заразился сифилисом и заразил им трех не желавших вступать с ним в связь служанок, одна из которых покончила с собой. Он громоздил один скандал на другой, марая фамилию Монтгомери. По сравнению с ним Уорд просто святой.
Бросив в камин последнее полено, он повернулся.
Морган лежала посреди кровати, натянув на себя одеяло, чтобы прикрыть грудь. Ее темные волосы свободно падали на плечи. Она по-прежнему была чертовски соблазнительна, а Уорд никогда не ощущал себя святым. «Мы взрослые люди, Уорд».
Потерев шею, Монтгомери пересек комнату и подошел к кровати.
