— Вы отец, сами и смотрите за своим сыночком! Может, вам удастся объяснить ему, что маленьким детям матери вовсе не нужны!
— Вы что, сговорились против меня?! — взорвался Риган, с опаской взирая на орущего у него на руках младенца. — Немедленно прекратите вмешиваться в мои личные дела!
— Боже мой! Это ж какие теперь у вас личные дела?! — язвительно заметила экономка. — После отъезда мефрау у вас больше нет никаких личных дел!
— Ты лгал мне! — кричал Калеб, уже не стараясь сдерживать слезы. — Я ухожу из этого дома! Я попрошусь на корабль к капитану Дикстре. А если он не примет меня, то еще к кому-нибудь попрошусь. Я не желаю жить под одной крышей с человеком, которому нельзя верить. Ты говорил мне, что любишь ее, а сам… Ведь говорил же? Это твои слова, отец!
Господи! Неужели ему теперь нигде не будет покоя? Что они делают с ним? У него и без того так тяжело на душе, что хоть в петлю головой, а тут еще это! Как они не поймут, что Сирена сама не пожелала остаться с ним, что она не любит его, что он противен ей?! Разве с этим можно что-то поделать?! Он не мог силой заставить ее остаться в его доме! Ведь насильно мил не будешь!
— Калеб, сынок, я не лгал тебе. Я действительно люблю ее. Но я не могу и не хочу силой заставлять ее жить в моем доме.
— Если ты любишь ее, то почему тогда она не осталась? — недоуменно спросил мальчик.
— Видимо, потому, что она не любит меня! — с горечью в голосе воскликнул Риган.
Фрау Хольц выпрямилась и возмущенно заговорила:
— Нет, дорогой мальчик! Мефрау уехала потому, что наш менеер не счел необходимым сказать, что любит ее. Он, видите ли, или чересчур горд, или чересчур глуп и считает необязательным сообщать женщине о своих чувствах. Он полагает само собой разумеющимся, чтобы женщина сама догадывалась, как к ней относится мужчина!
— Наверное, Сирена это имела в виду, когда говорила, что мужчины думают не головой, а кое-чем другим! Я не знал, отец, как это применимо к тебе. Благодарю вас, фрау Хольц, за то, что объяснили мне.
При этих словах приступ гнева накатил на Ригана, и он еле сдержался, чтобы не выплеснуть свое негодование на мальчика и старую женщину.
— Ты никогда не понимал Сирену, отец. И я тоже не всегда понимал ее. Она не такая, как все. Наверное, она коварная женщина. Ты знаешь, что это значит, не так ли? — обеспокоенно спросил Калеб.
Фрау Хольц не выдержала и, сверкая гневными глазами, спросила:
— Позвольте поинтересоваться, менеер, когда вы говорили мефрау, что любите ее? Вы хотя бы разочек сказали, что не можете жить без нее? Или, может, вы когда-нибудь обмолвились, что глаза ее как яркие звезды на небе, а кожа нежна, как лепестки цветов?
— Хватит! — взревел наконец Риган, озираясь вокруг, как раненый, затравленный зверь.
— Хватит?! Нет, уважаемый менеер, не хватит! Это еще мелочи. Я бы вам еще не то сказала! Слишком долго я молча наблюдала со стороны, дивясь вашей глупости, бесчувственности и слепоте! Подойдите к окну, посмотрите и скажите мне, что видят ваши глаза, менеер!
Риган, нахмурив брови, подошел к широкому окну и изумленно ахнул, увидев поле с побегами мускатника в фут высотой.
— Мефрау и я сами посадили эти деревья. Она говорила, что хочет обеспечить будущее своего сыночка и юного Калеба, но я-то знаю — меня, старуху, не проведешь! — она делала это ради вас. Я с полной ответственностью могу заявить: мефрау сделала это для вас, менеер! И теперь скажите мне положа руку на сердце разве на такое способна женщина, которая не любит? Где и когда какая-нибудь женщина сделала столько для мужчины не любя его?! Вам нужно о многом подумать, менеер. Если мужчина нуждается в женщине, он не должен бояться сказать ей об этом! Настоящий мужчина не стыдится сказать любимой женщине о своих чувствах. Если вы поторопитесь, то еще можете вернуть ее! Менеер, потеряв ее, вы будете несчастны всю жизнь, вы будете потом казнить себя за собственную глупость и упрямство! Еще не поздно исправить свою ошибку. Поспешите, менеер!
Риган тупо смотрел на початую бутылку рома, стоявшую на столе. Что могут знать о любви одинокая старуха и мальчик, у которого еще молоко на губах не обсохло?! Как они смеют лезть к нему со своими дурацкими нотациями и советами? Он сам во всем разберется, когда выпьет как следует и успокоится.
— Убирайтесь вон отсюда! — закричал он, свирепея. — И возьмите у меня этого орущего ребенка!
— А что вы прикажете мне с ним делать? Без матери младенец пропадет! — сказала сердито фрау Хольц и, взяв у Ригана малыша, еще раз ущипнула притихшего было Михеля, и тот разразился новыми, более оглушительными криками.
Ван дер Рис с отчаянием посмотрел на Калеба и попросил его поиграть с младшим братом. Но мальчик наотрез отказался и со злорадной улыбкой на лице направился к двери.
Следом за ним поспешила фрау Хольц, унося с собою посиневшего от крика ребенка. Вопли малыша еще долго продолжали разноситься по дому. Наконец послышалось, как наверху хлопнула дверь, и плач прекратился.
Риган с жадностью приложился к бутылке.
А может, они правы? Может, действительно Сирена хотела услышать от него, что он любит ее? О Господи, что за глупость! Неужели возможно, чтобы из-за такой ерунды нормальная женщина оставила дом, мужа, детей и отправилась Бог знает куда?! Неужели все женщины, даже самые умные, так устроены, что им обязательно нужно нашептывать нежные слова? Но он никогда этого не делал, всегда прекрасно обходился без всей этой чепухи и не собирается менять себя!
Дьявол взгромоздился Ригану на плечи и приговаривал свое… Что могут значить какие-то глупые слова?
Это правда, он никогда не говорил этих нежностей ни Сирене, ни какой-либо другой женщине… Но слова — это такая чушь! Неужели она не могла понять, почувствовать сама, что он любит ее?! Она не видела, как он к ней относился? Ей нужны были какие-то дурацкие комплименты, глупое сюсюканье, телячьи нежности? Нет, не может быть! Она же умная, сильная женщина! Она не боится ни штормов, ни крови, ни смерти… Нет, не может быть, чтобы ей нужны были какие-то там слова! Да и почему он должен говорить их?
Риган приподнял бутылку с ромом, взглянул через нее на свет, встряхнул и быстро допил ее до конца. Затем раскупорил вторую и жадно отпил еще несколько глотков. Медленно опустив бутылку на стол, он тупо уставился на нее. В голове шумело, мысли ворочались с трудом.
Перед ним был сейчас выбор: или остаться здесь и продолжать пить, или, не теряя ни минуты, отправиться вдогонку за Сиреной.
Если он все-таки решится последовать за ней, то ему придется рассказать ей все, что наболело на сердце. Как выразить те чувства, что переполняли его? Он должен будет сказать, что любит ее и что его жизнь без нее лишена всякого смысла. Она нужна ему, и он хочет, чтобы она всегда была рядом, чтобы они вместе растили сына, радуясь тому, как он взрослеет и умнеет, дожидаясь той поры, когда мальчик станет настоящим мужчиной. Он скажет, что хочет от нее много детей, которые бегали бы по дому, резвясь и наполняя смехом комнаты. И еще он должен сказать, что Цезарь Альварес и Гретхен Линденрайх остались в прошлом, что эти зловещие призраки былого уже никогда не смогут помешать им строить семейное счастье.
