– Думаю, ты ей понравился.
– Тогда я предпочел бы, чтобы она как-то иначе выражала свои нежные чувства… Джинни, нет! Не делай этого!
Но Джинни предпочла обратное. Когда Сузан повернулась к ней, то увидела, что девочка схватила чашку из-под кофе, подняла ее над головой, размахнулась, и…
– Джинни!
В последний момент Ричард подскочил к ее креслицу и выхватил чашку из рук девочки, спасая хрупкую керамику от участи быть разбитой об пол. Хозяева паба не похвалили бы их за это.
В какой-то момент взгляды Сузан и Ричарда встретилась, и ее сердце сжалось от тоски. Они вместе, здесь их ребенок… Вся эта сцена, такая обыденная, такая домашняя… совершенно случайна. Это нечестно!
Время застыло. Больше на свете не было никого. Неразрешенные вопросы и ненайденные ответы на мгновение отступили куда-то в тень. Остались только они трое, золотой летний вечер, зеленые холмы вокруг…
– Надеюсь, спокойствие восстановлено, – заметил Ричард, вытаскивая из волос остатки бисквита. – Мирное соглашение заключено по причине того, что у нападающей стороны закончилось метательное оружие.
Сузан что-то невразумительно фыркнула. Бисквит в волосах был очень к лицу известному писателю. Джинни одарила его ослепительной улыбкой.
А вдруг, шепнул ей противный внутренний голосок, ему так понравится Джинни, что он заберет ее, а тебя оставит? Ведь как-никак он ее отец. Как ты сможешь ему помешать?
О, она сможет! Должна смочь!
– Вы, мисс, просто разбойница какая-то, – укоризненно произнес Ричард, наклонившись к дочери.
В ответ на это малышка нежно заворковала и погладила его мягкой ручкой по щеке.
Сузан не смогла этого вытерпеть. Закусив губу, она отвернулась, чувствуя, как злые слезы закипают на глазах. Больше всего на свете ей хотелось уйти куда-нибудь.
Попытавшись найти какое-то оправдание своему поведению, она собрала со стола чашки, намереваясь отнести их в кухню. Все равно хозяйка паба была занята оживленным разговором со своей знакомой.
– Кофе остыл, – пояснила она Ричарду. – Невозможно пить.
– А вот и я! Что – заждались? – И на веранде появилась Френсис собственной персоной.
Кажется, Сузан никогда еще не была так рада своей подруге. Та вломилась в дверь со свойственной ей грацией, едва не свернув дверь плечом и размахивая здоровенной плетеной корзиной.
– Глянь только, что мне всучили Морвуды! – воскликнула она. – Теперь мы обеспечены яичницей на весь сезон. У них там куры несутся, как сумасшедшие. Вот что вам нужно есть, мои дорогие, свежие яйца прямо из гнезда. После них всю бледность как рукой снимет. Хорошая пробежка с утра, а после нее омлет из шести яиц…
– Пойду найду коробку и отложу немного для нас. – Сузан поспешно прервала могущий иметь непредсказуемые последствия монолог. Что-то ее не тянуло к спортивным достижениям.
Она попросила у хозяйки коробку и вернулась к столу. Френсис, экспрессивно размахивая ложкой, рассказывала Ричарду о прелестях здешних мест. Она тут, мол, каждый холм облазила. Ричард слушал с искренним интересом и вставлял время от времени замечания. Второй раз за сегодняшний день Сузан ощутила укол ревности.
– О черт!
На ее громкий возглас оба проворно обернулись.
– Что случилось?
– Уронила яйцо, – кисло пояснила Сузан, – прямо на пол, и оно разбилось. Надо бы вытереть.
Он думает, что Френсис – мать Джинни, вспомнила она, страшась теперь иного: девочка так понравилась Ричарду, что может понравиться и ее предполагаемая мать. Тем более что подруга на свой лад была очень привлекательна.
Просто Фрэнки никогда не ноет и не жалуется на судьбу, прошептал внутренний голос. А Джинни так ему нравится, потому что он полагает, что это – чужой ребенок.
Наверное, проницательная подруга заметила, как перекосилось красивое личико Сузан, и сделала свои выводы.
– Ну ладно, мне, пожалуй, пора домой. Я думаю, что Ричард подбросит вас с Джинни на своей машине и вы не будете больше трястись на моем джипе. Пока.
– Но…
Слишком поздно. Чмокнув подругу в щеку, Френсис уже направилась к выходу, предоставив Ричарду и Сузан самим решать свои проблемы. Теперь больше не было возможности выкрутиться и оставалось только ожидать бури.
На пороге Френсис обернулась и помахала Ричарду и Джинни рукой.
– Ну, вы тут не скучайте.
Ричард, только сейчас начавший осознавать истину, сидел, как статуя, пока дверь не закрылась. Потом повернулся к Джинни и с ужасом уставился на нее.
Наступившая тишина показалась Сузан бесконечной, давящей, плотной, словно желе. Казалось, она могла слышать, как проносятся мысли в голове Ричарда.
Не говоря ни слова, молодая женщина сидела, понуро облокотившись о стол. И снова больше всего на свете ей хотелось убежать отсюда.
Пожалуйста, пожалуйста, только не говори ничего! – мысленно молила она. Не надо. Просто уйди и оставь меня в покое!
Но ее желание не осуществилось. Ричард стиснул руки, пытаясь принять какое-то решение, его лицо побледнело. Затем он глухо застонал.
Сузан нерешительно подняла глаза и ужаснулась. Ричард выглядел, как человек, которому только что вынесли смертный приговор.
– Джинни, – хриплым голосом выговорил Ричард. – Джинни… Чтоб тебе гореть в аду, Сузан! Это твоя дочь!
Где-то к утру Ричард наконец попытался заснуть.
Сколько похожих на эту ночей он уже провел в прошлом. Слишком много. Бесконечное хождение взад-вперед по комнате, пачка сигарет, выкуренная полностью, полупустая бутылка ирландского виски. Потом до утра приходилось ворочаться в постели, пытаясь выбросить все из головы – мысли, воспоминания, страхи. Все, что обступало плотной стеной, все, что призрачные голоса бормотали в его воспаленном мозгу, грозя свести с ума.
Он жил в аду, и в этот ад его ввергла женщина. Сузан. Никогда больше…
«Никогда», «всегда» – вот два слова, которые не имеют смысла. «Я всегда буду любить тебя». «Я никогда не изменю тебе». «Никогда» или «всегда» означают лишь «некоторое время». «Я буду любить тебя некоторое время».
Ричард в раздражении отбросил простыню, натянул джинсы и босиком спустился вниз, не забыв захватить с собой бутылку. Он вышел в душную, пахнущую мятой и чабрецом темноту июльской ночи. Кому в конце концов какое дело? Разве что совы или кролики его заметят. На мили вокруг ни души. Обогнув коттедж, он вышел за ограду и увидел, как дышит и таинственно поблескивает в темноте море.
– Никогда! – выкрикнул он, забыв обо всем том, что думал про это слово. Ричард был пьян, его покачивало из стороны в сторону, как дерево, терзаемое жестоким ветром. – Как я мог допустить, чтобы та же самая женщина снова поразила меня в самое сердце?
