– Воды, немедленно! – скомандовала Аннелиза и, сделав несколько шагов по направлению к пленнику, опустилась рядом с ним на солому, положив его голову себе на колени. Клопсток передал ей бадейку с затхлой водой, и она окунула в нее край юбки. Затем осторожными движениями Аннелиза стала прикладывать влажную материю ко лбу несчастного, на котором запеклись сгустки крови.
Почувствовав ее прикосновение, пират открыл глаза.
Сохранился ли в них запомнившийся ей дивный золотистый оттенок? При тусклом свете фонаря вряд ли можно было разобрать их цвет. Когда пират героически сопротивлялся во время свалки в доке, его лицо было чисто выбрито, теперь же, спустя две недели, все выпуклости и ложбинки скрадывались растительностью, а немигающие глаза безучастно смотрели в потолок.
Может быть, те дерзкие крики и воинственный стук, что передавались каждой клеточке ее тела, существовали лишь в ее воображении? Ее внутреннее чувство отвергало это предположение. Упорство, придавшее ей силы и вдохновившее на поход к капитану, не было порождением ее фантазии. Слишком долго оно продолжалось, настолько долго, что становилось невыносимо слушать и хотелось самой кричать, лишь бы заглушить эти звуки.
– Принесите свежей воды! – Аннелиза с усилием протолкнула воздух сквозь пересохшую саднящую глотку. – Ему необходимо питье.
Ее голос прозвучал глухо и сурово. Уже через несколько минут Клопсток мчался обратно с полной бадейкой.
Пока Аннелиза отыскивала чистые участки подола и окунала их в воду, помощник капитана взял на себя труд держать голову пленника. Она выдавила струйку воды на ссохшиеся потрескавшиеся губы и, увидев, как натужно заработало горло пленника, стараясь проглотить влагу, издала слабый стон.
– Да не будьте вы такой нюней! – Фербек повесил фонарь на торчавший из шпангоута деревянный костыль. – Раны его не опасны. Я сейчас уйду, а Клопсток останется. Смотрите в оба, а то как бы вам не оживить его больше чем надо – этот прохвост запросто может вас одурачить.
Аннелизу предостережение капитана только рассмешило. Одурачить? Любой из верноподданных компании пришел бы в негодование от такого предположения. Она обтирала контрабандисту щеку, шепча потихоньку успокаивающие слова на английском; рука ее слегка дрожала.
И все же внушительные габариты неподвижно лежавшего перед ней человека не вызывали у Аннелизы ни малейшего страха оказаться его заложницей.
После ухода капитана Клопсток разговорился:
– Я понимаю, госпожа, у вас есть основания мне не доверять. Конечно, я слушаюсь капитана, но не до такой степени, и ни за что не оставил бы этого несчастного без воды на три дня. Я сделал все, что мог, чтобы у него не болели раны. Поверьте, сегодня утром, когда я уходил от него, он был здоровым и крепким. Капитан прав – этот аферист, вероятно, прикидывается. Не думаю, чтобы сейчас он был без сознания.
На это Аннелиза ничего не ответила – ее внимание по-прежнему было сосредоточено на пленнике.
– Какое счастье, что вы уснули, – ласково прошептала она. – Они клевещут на вас. Говорят, что вы притворяетесь слабым и обманываете меня.
Она снова обмакнула край юбки в чистую воду, но когда наклонилась, чтобы вытереть ему лоб, то увидела, что глаза пирата пристально смотрят на нее.
И тут он подмигнул ей.
Майкл сразу узнал ее. Маленькая монахиня, которую он видел, когда его втаскивали на борт. Когда он подмигнул ей, она отвела глаза, потом покраснела. Восхитительный розовый румянец залил ей щеки и пополз вниз. Взгляд Майкла невольно последовал в том же направлении, минуя подбородок и шею, к двум выпуклым окружностям, обозначившимся под темным платьем. Эти сокровища совсем не были похожи на монашеские иссохшие прелести. Несмотря на болезненное подергивание потрескавшихся губ, он не мог удержаться от улыбки. Вне всякого сомнения, юная монашка была возмущена тем, с какой жадностью он созерцал ее прелести.
И все же Майкл решил впредь вести себя сдержаннее – негоже в преддверии смерти тешиться похотливыми мечтами. От совращения святой сестры путь на небеса не станет доступнее. Ему оставалось только с сожалением вздохнуть и перевести взгляд на ее лицо. Он вдруг почувствовал, как трудно подобрать слова извинения, когда у тебя перед лицом свежая, позолоченная солнцем кожа, глаза, опушенные длинными трепещущими ресницами, а легкие завитки волос колышутся в такт учащенному легкому дыханию и щекочут тебе нос.
– Сестра, помните, подзорная труба… – тихонько зашептал он.
– Тс-с! – Она украдкой прижала пальцы к его губам, словно боясь, что это заметит кто-то еще, кроме нее. – Не разговаривайте, пока я не напою вас. И потом, никакая я не сестра.
Майкл опешил. Монашка заговорила с ним по-английски, похоже, она не очень-то доверяла голландцам.
К тому же она пообещала ему воды. О Боже, вода!
Прежде он даже не предполагал, что сильная и постоянная жажда способна заставить человека забыть о чем угодно, даже о боли. Постоянное отсутствие воды настолько притупило его разум, что множество часов, проведенных в одиночестве, он мечтал вовсе не о побеге, а о том, как бы окунуть голову в корыто с лошадиным пойлом.
Однако, когда он смотрел на нее, жажда становилась иной. Ему вдруг захотелось вырвать бадейку у нее из рук и вылить себе прямо в горло, а потом припасть к ее шее горячими влажными поцелуями и слизывать с нее влагу. Майкл закрыл глаза и прижал к бокам стиснутые кулаки, чтобы сдержаться и не наделать глупостей. Хотя склонившаяся над ним девушка, по ее словам, не была монахиней, он сильно сомневался, что его выходка будет воспринята спокойно. Поэтому он откинулся на спину и приоткрыл рот, как только что вылупившийся беспомощный птенец в ожидании крох из клюва матери.
Его неожиданная спасительница слегка замешкалась, но через несколько секунд он услышал шуршание материи и почувствовал, как на губы снова полилась прохладная струйка воды. Майкл глухо застонал. Его губы и язык вели себя как опаленная земля, постоянно поглощающая капли дождя и все же остающаяся сухой. Но его спасительница упорно продолжала свое дело, и через несколько мгновений он сумел-таки пропустить внутрь благодатную струйку. Майкл, почувствовав, что может свободно дышать, замер в блаженном предвкушении грядущего облегчения своей участи.
Как только с одной жаждой было покончено, все настойчивее стала заявлять о себе другая, тоже требовавшая утоления. Майкл слегка приоткрыл глаза и сквозь ресницы начал изучать свою добросердечную гостью. Ее светло-карие глаза запомнились ему со времени короткой встречи на палубе, однако тогда он не успел разглядеть в них колдовского золотистого оттенка. Но чего Майкл совершенно не предполагал, так это существования таких восхитительных темно-каштановых волос, длинных, до пояса, – настоящее богатство, которое она прятала от всех. Когда она подалась вперед отжать воду ему в рот, одна блестящая их прядь змейкой повисла против пульсирующей ямочки внизу ее шеи.
