Как только Оливия приоткрыла дверь в гостиную герцога, шум прекратился. Она нерешительно замерла в дверном проеме, споря с собой. Если грохота больше нет, есть ли необходимость наведываться к Марвику?
А вдруг он ранен и упал?
Но, даже если и так, входит ли в ее обязанности выяснять это?
Возможно, нет. Но, если она хочет каким-то образом надолго выманить Марвика из его покоев, чтобы обыскать их, необходимо начать кампанию, и чем скорее, тем лучше. Прямо сейчас! Оливия зашагала к внутренней двери.
Стук был слишком робким – так ей показалось. «Робость фатальна для лидерства. Мужчины хотят услышать оправдание, чтобы поверить во что-то более великое, чем они сами; неумелый хвастун одолеет их быстрее, чем великий человек, который себя не расхваливает». Марвик написал это в своих раздумьях о Веллингтоне.
Закусив губу, Оливия постучала увереннее. После продолжительной паузы герцог ответил:
– Войдите!
Он ответил! Ошеломленная, Оливия помедлила. А потом, расправив юбки, вошла, готовясь при необходимости пригнуться.
В комнате стоял обычный полумрак, портьеры были задернуты. Понадобилось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к темноте. К удивлению Оливии, казалось, что все вокруг в порядке: мебель на месте, никаких разбитых бутылок – за исключением той, которую он бросил в нее: те осколки все еще поблескивали в ближайшем углу.
Пачки бумаг собраны и передвинуты. Одна из них лежала на сундуке, стоявшем в изножье кровати. Другая оказалась на стоящем у окна письменном столе. Где же остальные? Оливия взмолилась, чтобы он не сжег их.
Сердце забилось быстрее, когда она повернулась к герцогу. Он сидел на кровати, почти скрываясь в тени балдахина. Лишь его глаза поблескивали в полумраке.
– А-а… – протянул Марвик. – Моя новая экономка.
Как может человек, который так прекрасно пишет, настолько измениться, превратиться в такое чудовище? Трудно даже представить, что это тот самый вельможа, который написал все эти эссе. И она должна заставить его выйти из комнаты! Господи, что же он тут делал? Его язык не заплетается, в воздухе нет запаха алкоголя и табака – слава богу! Зато Оливия почувствовала запах… пота. Он не был неприятным, но это был запах пота.
– Ваша светлость, – промолвила она, вспоминая, что нужно сделать книксен. – Я услышала какой-то шум и решила подняться, чтобы убедиться, что с вами все в порядке.
– Думаю, об этом можно поспорить. Мисс Джонсон, – добавил он с ударением.
Оливия старалась не обращать внимания на жар, опаливший ее лицо. Неужели у него нет стыда? Зачем он напоминает ей о своем безобразном поведении во время их последней встречи? Ей ужасно хотелось процитировать герцогу его самого: «Мы слишком часто ошибаемся, принимая за привилегию людей высокопоставленных низменные поступки, которые в среде бедняков мы назвали бы грехом».
Вместо этого Оливия резко проговорила:
– Верно, ваша светлость. В бедламе спокойнее. Я решила, что вы разбираете свою мебель.
Герцог слегка шевельнулся, отчего верхняя часть его тела стала видна отчетливее. Он был обнажен до пояса.
Оливия попятилась к двери. Несмотря на худобу, у него были хорошо развиты мускулы.
– Если я прервала…
– И что из этого? – перебил ее Марвик. – Похоже, это вошло у вас в привычку. – Он взял рубашку и натянул ее на себя. При каждом движении его живот изгибался. Весьма волнующее зрелище.
Оливия решила перевести его внимание на свое дело. Похоже, герцог сегодня более разговорчив. Это, конечно, ни о чем не говорит, но пока есть возможность, она должна воспользоваться удобным случаем.
– В этих комнатах следует навести порядок, ваша светлость, – сказала Оливия.
– Нет.
– Мне сообщили, что около месяца назад или даже больше вы запретили горничным входить сюда. И, честно говоря… – Она заставила себя посмотреть ему прямо в лицо, стараясь не покраснеть. – Здесь неприятно пахнет.
Марвик был явно изумлен. Оливия впервые увидела такое оживленное выражение на его лице, хотя оно проявилось всего лишь в том, что он шире распахнул глаза, а его брови на мгновение приподнялись.
А потом – чудо из чудес – Марвик… рассмеялся. Ненадолго, не раскатисто, но это определенно и совершенно точно был смех.
– И чем же здесь пахнет, мэм? Прошу вас, скажите, чем от меня смердит?
– Я бы сказала, по́том, прошу прощения.
Он насмешливо улыбнулся.
– Невероятно, – проговорил Марвик. – Одному богу известно, чем я тут занимался.
Если бы она инсценировала пожар, он бы тут же выскочил из комнаты. Но как можно инсценировать пожар, даже не разведя огонь? Устроить поджог Оливия бы не решилась.
– Это не заняло бы больше часа, – сказала она. – Очень быстрая уборка…
– Мне снова уволить вас? – Герцог встал и вышел из тени балдахина. Взлохмаченные, взъерошенные светлые волосы придавали ему пиратский вид, которые еще подчеркивала и его волчья усмешка. – Газеты будут счастливы: уволена дважды!
Оливия опять пододвинулась к двери. Она не видела вокруг бутылок, но, насколько ей было известно, он мог запустить в нее и стулом.
– Не думаю. Однако мне кажется, ваше настроение улучшится, если вокруг будет чисто. И возможно, вам стоит раздвинуть портьеры… – Взявшись за гуж, не говори, что не дюж… – потому что если человек все время проводит в мрачной темноте, не стоит и жаловаться на то, что у него такое же мрачное настроение, знаете ли.
Герцог смотрел прямо на нее, и выражение его лица опять переменилось. У Оливии появилось необъяснимое чувство, что она его теряет, что он снова уходил в темноту, хотя портьеры и не загораживали весь дневной свет.
– В комнате пахнет, – повторила она, чтобы вернуть его.
Лицо Марвика вновь напряглось.
– Вам известно, – промолвил он, – что вы разговариваете со своим хозяином?
– С моим нанимателем, – поправила его Оливия. – Да, ваша светлость.
Между его бровей залегла морщинка.
– Именно это я и сказал.
Если Оливия чего и не выносила, так это неправильного использования языка. От герцога она ждала большего, но он явно потерял все свои способности.
– Не совсем, ваша светлость, – возразила Оливия. – Вы меня наняли на работу, но едва ли вы при этом стали моим хозяином.
Его брови поднялись, он оглядел ее с головы до ног.
– Вы в последнее время нигде не ударялись головой, миссис Джонсон?
Она не смогла сдержать смех.
Выражение его лица не изменилось. Совершенно ясно, что он пошутил. Но чувства юмора он тоже лишился.
– Нет, – ответила Оливия. – Но благодарю вас за беспокойство.
– Это не беспокойство. – Теперь он цедил слова сквозь зубы. – Это простая логика, но я не могу найти иного объяснения вашему странному и дерзкому поведению. Опять!
