— Ты говоришь так, словно я уродина, — неожиданно для себя сказала она и сама поразилась тому, что подобное тщеславное замечание могло родиться в ее мозгу, а тем более сорваться с губ. Но оскорбления Дайнуолда сыпались одно за другим и слишком сильно ранили ее!..
— Согласен, не уродина, — неприятно рассмеялся Дайнуолд, — но тебя отнюдь нельзя назвать нежной, изящной женщиной. Ну-ка, давай посмотрим. Должно же быть что-то, что… У тебя по-настоящему красивые глаза. Такого голубого цвета я никогда не видел, он ярче, чем пятнышки на яичке малиновки. Это хоть немного удовлетворит твое самолюбие?
Филиппе удалось промолчать. Неожиданно Круки, который лежал у ног Дайнуолда, вскочил и разразился похабной песенкой о том, что голубые глазки могут сделать с мужчиной.
Его хозяин расхохотался, и вслед за ним словно по команде полсотни людей в зале загоготали и застучали кулаками по столам так, что, казалось, задрожали стены.
— Иди сюда, Круки, безмозглый дуралей! — прокричала сквозь шум Филиппа, в очередной раз позабыв о всякой осторожности. — Я хочу пнуть тебя!
Дайнуолд гневно взглянул на девушку: она от души забавлялась, повторяя его слова и блестяще копируя и голос, и интонацию.
Наслаждаясь своей кратковременной победой, Филиппа не заметила, что наступила гробовая тишина и все в зале с плохо скрываемым ужасом поглядывают то на нее, то на Дайнуолда.
Внезапно она сообразила, что наделала. Боже, если он не перережет ей глотку, то наверняка швырнет своим мужикам, можно не сомневаться. Ведь у этого негодяя нет ни капли чести, к тому же она явно перегнула палку. Господи, что с ней теперь будет?! Не говоря ни слова, Филиппа вскочила со стула, отпрыгнула назад и стремглав бросилась к огромным дубовым дверям зала…
Виндзорский замок
Роберт Бернелл, лорд-канцлер Англии и верный секретарь короля Эдуарда, провел ладонью по лбу, оставив на нем чернильное пятно.
— Время отдохнуть, — заметил Эдуард, потягиваясь и вставая. Крупный, но, несмотря на массивную фигуру, стройный и поджарый, он был одним из самых высоких людей, каких доводилось встречать Роберту Бернеллу. Эдуард Длинноногий, как называли его подданные, унаследовал все семейные черты Плантагенетов, размышлял про себя Бернелл; но в нем нет хитрости и изворотливости отца, короля Генри, или дьявольской натуры деда, Джона Первого, который получал наслаждение, пытая и калеча каждого, кто ему чем-то не угодил. Не был он и гомосексуалистом, как его великий дядя, Ричард Львиное Сердце, — отсюда и выводок детей, который нарожала от Эдуарда королева Элинор…
Эта мысль вернула Роберта Бернелла к реальности. Он гадал, не вызовет ли предстоящий разговор вспышку гнева, столь свойственного Плантагенетам. Впрочем, даже если это и произойдет, решил секретарь, ничего страшного. В отличие от своего деда Эдуард не повалится на пол, в приступе ярости размахивая руками и ногами и вопя во все горло. Нет, у него все напоминало огонь: сначала яркое пламя, а через мгновение уже кучка холодной золы, вместо гнева — милая улыбка.
— Я заставляю тебя работать слишком много, Робби, слишком много, — ласково сказал Эдуард, и Бернелл про себя охотно с ним согласился, при этом, однако, ни на секунду не усомнившись в том, что король будет использовать его как рабочую лошадку до самой смерти.
— Еще один маленький вопрос, ваше величество, — осторожно начал Бернелл, теребя в руках свиток пергамента. — Речь идет о вашей… э-э-э… незаконнорожденной дочери, известной под именем Филиппа де Бошам…
— Боже мой, — воскликнул Эдуард, — я совершенно забыл о девочке! Она ведь жива, правда? Благословенно будет ее милое личико, она сейчас, должно быть, взрослая женщина. Филиппа — хорошее имя, его дала ей мать, как сейчас помню. Ее мать звали Констанс, и ей было всего пятнадцать. Красивая девушка. — Король помедлил, предавшись воспоминаниям. — Мой отец быстро выдал ее замуж за Мортимери из Бледсо, а ребенка отправили к лорду Генри де Бошаму, чтобы он воспитывал ее как собственную дочь.
— Да, сир, но сейчас ей уже восемнадцать, и, по словам лорда Генри, она по виду и характеру — настоящая Плантагенет, красивая и здоровая, как горностай. Как вы приказали, он дал ей хорошее образование. Сейчас лорд Генри в своем письме напоминает, что настало время выдать девушку замуж. И сообщает, что несколько рыцарей уже просили ее руки.
Король что-то пробормотал себе под нос и несколько раз прошелся мимо стола секретаря.
— Я забыл… ах, Констанс, ее тело было нежным, как у ребенка… — Эдуард кашлянул. — Естественно, это случилось до того, как я женился на моей дорогой Элинор… она была еще ребенком… моя дочь — истинная Плантагенет по виду… значит, не уродина… отлично, хотя… — Он замолчал и посмотрел на секретаря голубыми глазами, такими же яркими, как у его незаконнорожденной дочери. Внезапно Эдуард прищелкнул пальцами и улыбнулся. — Мой дорогой дядя Ричард мертв, да упокоит милостивый Господь его королевскую душу, и нам не хватает спокойствия, которое он обеспечивал для нас в Корнуолле. В качестве зятя, Робби, мы должны выбрать мужчину, который будет, бесспорно, верен нам, мужчину, сильного телом и духом, но не из тех, кто попытается залезть в мой кошелек или использовать мою королевскую щедрость, чтобы обогатить себя и своих родственников.
Бернелл молча кивнул. Он не станет напоминать своему повелителю, что почти пять лет жалованье его оставалось неизменным. Правда, он особо и не надеялся на прибавку, но все же… Роберт вздохнул и приготовился слушать дальше.
— Должно быть, ты и сам понимаешь, что описанный мною мужчина подобен святому и может встретиться лишь на небесах, — продолжал король, одаривая Бернелла искренней и веселой улыбкой, которая неизменно наполняла всех его слуг радостью и желанием служить, не щадя себя. — Поэтому я сильно сомневаюсь, что лорд Генри может нам кого-нибудь порекомендовать.
— Вы правы, ваше величество. Он пишет, что поклонники его родной дочери Бернис, увидев Филиппу, как правило, тут же начинают добиваться ее руки. Он устал от этого, и в его письме звучит настоящее отчаяние.
С годами становится все труднее скрывать истинное происхождение Филиппы, особенно когда рядом болтаются все эти молодые щенки, которые мечтают на ней жениться.
— Значит, она красотка. — Эдуард довольно потер руки. — Красотка! И я ее отец. Все женщины из семейства Плантагенетов отличались замечательными волосами. Наверно, у нее золотистые волосы и белая как лилия кожа. Разыщи мне подходящего зятя, Робби! Мужчину сильного и доброго. В Корнуолле должен найтись человек, которому мы сможем доверить мою дочь, честь и кошелек.
