Опасаясь, как бы он не передумал, Грей не стала терять времени и переплывать на противоположную сторону пруда, а выскочила из воды и, помчавшись к тому месту, где оставила свою одежду, скрылась вскоре в спасительной чаще. Оказавшись в густой тени, она снова устремила взгляд на пруд и увидела, что мужчина так и стоит, неподвижно глядя в ее сторону. Следовало сразу же накинуть на себя одежду, но девушку мучило ощущение, что он видит ее так же хорошо, как и она его.
Не обращая внимания на озноб, Грей побежала в самую глубь рощи, хотя шелест листьев, казалось, напоминал об обещании, данном неизвестному путнику.
Направив коня на поляну, где разместился на ночь отряд, барон Гильберт Бальмейн двинулся прямо к большому костру, разложенному посередине. Здесь ждал его гонец, высланный вперед. Оруженосец Гильберта, Джозеф, в мгновение ока оказался рядом и принялся пересказывать вести, услышанные от гонца, который успел многое выведать о замке.
Однако Гильберт хотел услышать все подробности вовсе не от Джозефа. Все еще раздосадованный бегством женщины, Гильберт резким движением руки оборвал рассказ оруженосца. Бросив парню поводья, он отдал краткий приказ:
– Проследи, чтобы коня как следует накормили и напоили.
– Да, милорд, будет сделано, – заверил Джозеф, явно удрученный странным настроением своего господина. Хотя причины недовольства барона оставались непонятными, но проявились они, когда верный слуга помешал его купанию.
– Мне привиделась ундина, – проговорил барон, имея в виду одну из сказочных водяных дев, которые, как считалось, могут обрести душу, если соединятся со смертным мужчиной и родят от него ребенка.
Джозеф и раньше ничего не понимал, не понял и на этот раз. Пожав плечами, он провел коня туда, где уже были устроены на ночь остальные.
Гильберт провел рукой по влажным волосам и помассировал мускулы шеи и плеч, направляясь к группе людей, собравшихся у костра. Он ожидал услышать важные для себя известия, но после встречи у пруда они уже не казались такими значительными. Гильберту едва удавалось скрывать гнев, бурливший под внешним спокойствием.
Она обманула его. Женщина с колдовскими устами и соблазнительными формами нарушила свое обещание и исчезла так же просто, как появилась. Проклятье, если она существует, он ее найдет. Если нет…
Это нелепо! Существо из нежной плоти и горячей крови, она женщина, а не наваждение.
– Надо завтра же обзавестись любовницей, – пробормотал Гильберт. Один из рыцарей отделился от остальных и приблизился к барону.
– Милорд, – почтительно поклонился сэр Ланселин. – Я привез вести от посланца короля, сэра Ройса.
Гильберт остановился, скрестив руки на груди:
– И что же?
– Никакой опасности нет. Сопротивления никто не окажет. Завтра Медланд будет передан вам.
Гильберт обдумал услышанное и одобрительно кивнул.
– Что со стариком? Рыцарь пожал плечами:
– Он, разумеется, хотел бы сразиться с вами за Медланд, но сил у него не хватает, а помощи ждать неоткуда. Почти все приспешники его покинули. Мне рассказали, что даже вассалы Чарвика ждут не дождутся, когда смогут принести вам присягу на верность.
Эти вести порадовали Гильберта. Совсем недавно он поклялся сжить со свету всех Чарвиков. Эдуард последний. С недовольным ворчанием Гильберт перенес вес тела с больной правой ноги на здоровую.
– Значит, Чарвик не поклянется мне в верности? – спросил он с явным сарказмом.
– Похоже, нет, милорд.
Безразлично пожав плечами, Бальмейн потер ноющее плечо и усмехнулся:
– Хорошо же.
Рыцарь подошел ближе. Его лицо с глубокими морщинами у глаз и рта выражало беспокойство.
– Милорд, по моему разумению, лучше всего было бы при первой же возможности изгнать Чарвика из Медланда. Он, несомненно, будет причинять вам неудобства.
Гильберт хранил спокойствие. Приподняв бровь, он рассмеялся:
– Старик того же склада, что и Филипп?
– Это мне неизвестно, но сэр Ройс считает его сумасшедшим. Он непрерывно изрыгает угрозы в отношении вас и вашей сестры.
Глаза Гильберта вспыхнули огнем.
– Его держат под стражей?
– Да, его заперли в башне, – Ланселин нахмурился, затем продолжил: – Однако сегодня утром сэр Ройс выпустил старика. Хоть он и не думает, что тот представляет серьезную угрозу, но предостерегает, что доверять Чарвику не следует.
Гильберт покачал головой:
– Он стар, и наследников у него не осталось. Чего он достигнет, оказывая сопротивление? Даже если бы король Генрих не отдал мне Медланд во владение, эти земли после смерти Чарвика были бы возвращены короне. /
Какая-то мысль придала светлое выражение' лицу Ланселина. Гильберт уловил это изменение и вопросительно поднял бровь:
– Ну-ка, расскажи мне.
– Дело обстоит не совсем так, как вы думаете, – торопливо проговорил сэр Ланселин. – Кажется, у старика есть еще один наследник… или кто-то, претендующий на наследство.
Сначала на лице Гильберта отразилось удивление, потом гнев.
– Незаконнорожденный? – спросил он.
– Нет, законный.
Желваки заходили на челюстях Гильберта.
– Я не слышал о других отпрысках Чарвика. Был только Филипп.
Он произнес это имя с таким презрением, что Ланселин нахмурился. У Гильберта были причины враждебно относиться к Чарвикам, и все-таки Ланселин с болью в сердце наблюдал за тем, как барона снедает дикая, разрушительная ненависть.
Он отрицательно покачал головой:
– Об этом мало кому известно, но у Чарвика есть дочь.
– Дочь? – удивленно переспросил Гильберт. Земли Пенфорка и Медланда соседствовали, поэтому он, конечно, слышал бы о существовании сестры Филиппа, будь это правдой. – Наверное, она еще совсем дитя?
– Нет, – рыцарь пренебрежительно скривил губы. – Женщина… и, кроме того, монахиня, ни больше ни меньше.
Помолчав, он добавил:
– Месяц тому назад старик вернул ее из аббатства. Кажется, он собирался выдать ее замуж за одного из своих рыцарей, чтобы она родила ему наследника по мужской линии.
– Монахиня? – повторил Гильберт, покачивая головой. – Она должна была нарушить свои обеты? Что она из себя представляет? Не думаю, что церковь допустила бы это.
Ланселин недоуменно пожал плечами:
– Вот этого я не понимаю, милорд. К тому же, говорят, на лице у нее метка дьявола. Может быть, церковь была рада от нее избавиться.
– Метка дьявола, – задумчиво повторил Гильберт. Хотя от семьи Чарвиков и стоило ожидать чего-то в этом роде, все же он не мог поверить в такие нелепые россказни. Он презрительно скривил губы и решил не задумываться над всякими глупостями.
– Я прослежу, чтобы она вернулась в аббатство, – решил Гильберт. – При условии, что сестры примут ее обратно после такого предательства по отношению к Богу, как предполагаемое замужество.