Я попыталась скрыть свое волнение.
– Мими, – непринужденно произнесла я слова из оперы. – Они зовут меня Мими, но настоящее имя мое Лючия.
Мими озадаченно взглянула на меня, а Жак пояснил:
– «Богема»![3]
А я продолжала:
– Мое имя – Дорабелла, а имя моей сестры – Виолетта – из «Травиаты». Как видите, моя мама очень любила оперу.
Мими кивнула:
– Забавно…
– Очень, – холодно произнес Жак таким тоном, как будто это было вовсе не так.
Мы сидели и пили вино. Они так быстро говорили по-французски, что я ничего не понимала, только разбирала какие-то имена, среди них были и знакомые, но суть разговора осталась для меня неясной. Раз или два они поворачивались ко мне и говорили что-то по-английски.
Я кончила пить, поставила бокал и сказала, что у меня есть кое-какие дела.
Я все поняла и не знала, как отнестись к измене Жака.
В какое я попала положение! Вот я, одна в чужой стране, оставила свою собственную, куда теперь так трудно было вернуться. Мы на грани войны. Мужчина, с которым я в своих безумных мечтах решила быть всю жизнь, дал ясно понять, что для него наша связь лишь мимолетное увлечение.
Какой же дурочкой я была. Никогда в моей ничтожной жизни я не подвергалась такой опасности. В других самых незначительных происшествиях мне на помощь всегда приходила моя сестра. Сейчас же она оплакивала меня, считая, что я погибла.
Что я могла сделать? Куда направить свой путь?
Как и всегда, я искала всему оправдание. Она ведь только натурщица. У художников должны быть натурщицы. Их поведение непредсказуемо.
Действительно, непредсказуемо… особенно в любовных делах, когда они меняют одну за другой… и последняя так же забывается, как и первая. Это была жизнь богемы, о которой я так страстно мечтала. О, если бы только я могла вернуться! Но… «пишет и пишет рука»… Ладно, все уже написано, и где это? О, Виолетта, почему ты не здесь, не со мной? Я должна быть очень осторожной и придумать, что делать дальше. Нужно ли мне уехать раньше, чем Жак укажет мне на дверь? И куда мне податься? Вернуться в Кэддингтон? И встретиться лицом к лицу с Виолеттой, с родителями? А ведь это оставалось единственным выходом.
Они любят меня и будут счастливы увидеть вновь. Но что я могла им сказать? И еще… что еще?
Думай, приказала я себе. Не бросайся в независимость, как ты уже делала. Нужно что-то предпринять, так не должно продолжаться. Все кончено… для него и для тебя. Благодари небо, что ты больше не любишь его, как и он тебя. Надо бы поговорить с ним. Спросить, какие же у него отношения с Мими. И сколько других было у него? Мне нужно быть хладнокровной и деловитой. Очень нужно.
Я сидела в спальне, слышала шаги в мансарде и думала, что, как только она уйдет, обязательно поговорю с ним.
Я ждала и некоторое время спустя, услышав стук входной двери, пошла в «салон», но там никого не было. Я поднялась в мастерскую и поняла, что Жак ушел вместе с Мими. Придется ждать. Как это мучительно! Хотелось все решить быстро. Я снова и снова повторила про себя то, что должна была сказать Жаку, и ждала, но он не приходил. Той ночью он вообще не пришел. Был ли он с Мими? Возможно. Но, может быть, и с кем-то другим. Во всяком случае, можно было быть уверенной в том, что я ему безразлична.
Назавтра Жак вернулся во второй половине дня. Я ждала его в «салоне». С полным самообладанием и некоторой дозой сарказма я спросила:
– Неплохо провел время?
– Да, спасибо.
– С Мими?
– А разве это твое дело?
– Думаю, что твое.
Он пожал плечами и мягко улыбнулся.
– Значит, ты подтверждаешь, что она твоя любовница?
– Я не говорил этого.
– Послушай, Жак…
Он продолжал улыбаться:
– Слушаю.
– Ты ведь не можешь ожидать, что я восприму это как должное.
Он вопрошающе поднял брови.
Все это просто сводило с ума. Жак вел себя так, словно было совершенно естественным для меня обнаружить его в компании с женщиной полусвета. Притом он ушел с нею и неизвестно где провел ночь.
– Это неприемлемо! – крикнула я. Он озадаченно повторил:
– Неприемлемо? Почему?
– Как ты можешь так обращаться со мной!
– Обращаться? И как я обращаюсь? И что такое «обращаться»?
Жак искал защиты в несовершенном знании языка. Он и раньше так поступал, но я знала, что он все понимает.
– Я оставила дом, чтобы приехать сюда… а сейчас…
– Ты оставила дом, потому что больше не могла там жить.
– Я бросила все ради тебя.
– Ты очень… провинциальна.
– А ты так извращен…
– Я думал, ты выросла.
– Как ты можешь делать такое… у меня под носом?
– Твой нос? – Он опять озадачился.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Ты не делаешь секретов из этого.
– Секретов? И в чем они?
– В твоей любовнице.
– В самом деле?
Я не могла продолжать, потому что готова была разразиться обвинениями.
– Ненавижу тебя!
Он опять пожал плечами и посмотрел на меня с таким благожелательным терпением, с каким взрослые смотрят на упрямых детей. Я больше не могла выносить этого и, схватив пальто, выбежала из комнаты.
Единственное место, куда я могла пойти, был дом Бейли. Дженет говорила: «Вы знаете, где мы живем, дорогая. Вы всегда можете прийти к нам, и мы будем рады видеть вас».
Мне повезло, что она была дома.
– Очень рада вас видеть, – сказала Дженет. – Мы с Джеффри готовимся к отъезду.
Я растерянно уставилась на нее. Еще один удар. Что теперь мне делать?
– Входите, – проговорила она. – И расскажите о себе.
Как будто во сне я села в кресло.
– Чашку чая?
– Сначала расскажите о вашем отъезда.
– Компания советует… вернее, приказывает. Руководство считает, что скоро начнется война и для нас лучше уехать домой. Все английские служащие уезжают. В конторе останутся только французы. Бог знает, что может случиться! В любом случае мы уезжаем.
– Когда? – заикаясь, спросила я.
– Через несколько дней. Надо собраться.
– О, – нерешительно произнесла я. Тут Дженет заметила, что со мной что-то не так.
– В чем дело? – спросила она, и я выложила все, что случилось.
– Вы не можете дольше оставаться там!
– Нет… но что я могу сделать?
– Вам нужно поехать домой. Почему бы не вместе с нами? Я поговорю с Джеффри. Через пару часов он будет дома. В конторе настоящий кавардак. Все говорят, что Гитлер не остановится на Польше…
Я увидела выход. Надо уехать с Бейли, они помогут мне.
Дженет продолжала говорить, как будто угадывая мои мысли:
– Да, вы должны поехать с нами. Уверена, что это самое лучшее для вас.
– Но как я могу появиться дома?
– Вам надо честно признаться во всем, другого пути нет.