Но сознание уже возвращалось. Кровать казалась меньше и жестче, чем следовало; и, думая, что он в Монтмейне, Ян вяло решил, будто уснул на диване в своей спальне. Он напивался до полного забвения десятки раз на этом диване и предпочитал спать здесь, а не в глубокой пустоте огромной постели, которую делил с Элизабет. Ян чувствовал, как снова подступает тупая боль сожаления и тревоги, и, зная, что сон уже не вернется к нему, резко повернулся на спину и открыл глаза. Зрачки сузились от яркого солнечного света, и затуманенным взглядом он узнавал неожиданную обстановку. И затем Ян вспомнил: где он, кто провел с ним ночь в великолепии интимности и безграничии слияния. Радость и покой охватили его, и он закрыл глаза, купаясь в этом чувстве.
Однако постепенно нос почувствовал что-то еще – запах жарящегося бекона. Губы его расплылись в улыбку, которую сменила усмешка, когда он вспомнил, как Элизабет приготовила ему бекон последний раз. Это было здесь, и бекон подгорел тогда у нее. Сегодня утром, радостно решил Ян, он будет есть горелую бумагу, – пока его глаза будут с наслаждением смотреть на нее.
В платье из зеленой мягкой шерсти, с ярко-желтым передником, завязанным вокруг талии, Элизабет стояла у плиты и наливала в кружку кофе. Не замечая Яна, который только что сел на диван, она посмотрела на Тень, с надеждой сосредоточившей свое внимание на беконе, остывающем на сковороде.
– Что ты думаешь о своем хозяине? – спросила Элизабет у собаки, добавляя в чай молоко. – Разве я не говорила тебе, что он красивый? Хотя, – призналась она с улыбкой, наклоняясь, чтобы погладить атласную голову, – я сознаюсь, что забыла, как он красив.
– Спасибо, – произнес с нежной улыбкой Ян.
От удивления Элизабет так резко повернула голову, что ее волосы золотым водопадом рассыпались по плечам. Она выпрямилась, сдерживая смех, при виде полнейшего мужского довольства, представшего перед ее глазами: Ян в замшевой крестьянской рубахе и кофейного цвета панталонах сидел на диване, закинув руки за голову, скрестив ноги и положив их на низенький стол, стоявший перед диваном.
– Ты похож на шотландского султана, – сказала она, засмеявшись.
– Я и чувствую себя султаном, – его ухмылка, когда жена протянула ему кружку с кофе, сменилась серьезной улыбкой. – Можно немножко подождать с завтраком? – спросил он.
Элизабет кивнула.
– Я думала, что слышала, как ты ходишь почти час назад, и тогда поставила бекон на плиту. Я собиралась сделать еще, когда ты спустишься вниз. Почему подождать? – спросила она, думая, уж не боится ли он есть то, что она приготовила.
– Потому что нам надо кое о чем поговорить.
Элизабет вдруг почувствовала предательский страх. Вчера ночью, лежа рядом с ним, она объяснила все, что произошло, начиная с появления Роберта в Хейвенхерсте и кончая ее приездом в Палату лордов. Когда Элизабет закончила, рассказ так утомил ее, как и любовь Яна, что она уснула, не дождавшись объяснений его поступков. Сейчас, очевидно, он хотел поговорить об этом, а она не была уверена, что ей хочется испортить всю прелесть их примирения, возвращаясь к этой теме.
– Мы были не правы по отношению друг к другу, – сказал тихо Ян, видя нежелание говорить об этом по выражению ее лица. – Если мы попытаемся спрятаться от этого, притвориться, что ничего не случилось, это всегда будет здесь ждать, притаившись. Оно вернется и будет преследовать нас обоих в какой-то момент, по какой-то причине, и когда оно придет, то встанет между нами. Любая незначительная вещь, которую я скажу или сделаю, откроет твою старую рану, а я не буду знать, почему ты сердита, обижена или недоверчива. То же произойдет и с тобой. Вчера ты объяснила мне, и нет необходимости снова возвращаться к этому. Я думаю, ты имеешь право выслушать меня.
– Как ты стал таким мудрым? – спросила она с мягкой улыбкой.
– Если бы я был мудрым, – сухо сказал Ян, – наша разлука кончилась бы еще месяцы назад. Однако я провел несколько мучительных недель, стараясь придумать, как лучше всего сделать, чтобы мы смогли жить после этого – при условии, что ты когда-нибудь позволишь мне найти тебя, и мне показалось, что единственный путь – это поговорить открыто и обо всем.
Элизабет все еще колебалась, вспоминая, какой убийственный гнев он обрушил на нее в кабинете в день своего освобождения. Если разговор об этом снова рассердит его, то она не была уверена, стоит ли заводить этот разговор.
Взяв жену за руку, Ян посадил ее на диван и смотрел, как она расправляла юбки, суетливо возясь с каждой складкой, и затем в ожидании посмотрела на засыпанное снегом окно. Элизабет встревожена, понял он с болью.
– Дай мне руку, любимая. Ты можешь спросить у меня все, что хочешь, и не бойся, что я рассержусь.
Звук низкого, успокаивающего голоса и тепло его сильных пальцев, держащих ее руку, помогли развеять все опасения. Пристально глядя ему в лицо, Элизабет спросила:
– Почему ты не сказал мне, что Роберт пытался убить тебя и ты посадил его на свой корабль? Почему ты не мешал мне верить, что он просто исчез?
На мгновение он откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза, и Элизабет увидела на лице мужа сожаление, услышала его в голосе, когда, взглянув на нее, он сказал:
– До того самого дня прошлой весной, когда ты уехала отсюда и Дункан встретил меня с целым списком моих преступлений против тебя, я считал, что твой брат вернулся в Англию, после того, как сошел с «Арианны». Я не имел представления о том, что после его отъезда ты жила в Хейвенхерсте одна, что ты стала изгнанницей из-за меня, что у тебя нет родителей, которые могли бы защитить тебя, что у тебя нет денег. Ты должна поверить этому.
– Я верю, – искренне сказала Элизабет. – Люсинда напала на Дункана и рассказала ему все, и ты приехал в Лондон и нашел меня. Мы говорили обо всем до свадьбы, кроме как о Роберте. Почему ты также не рассказал мне о нем?
– Когда? – спросил он суровым от признания своей вины и безнадежности голосом. – Когда я мог сказать тебе? Подумай, как ты относилась ко мне, когда я примчался в Лондон просить твоей руки. Ты была почти убеждена, что я делаю предложение из жалости и чувства вины. А если бы я рассказал о своем участии в исчезновении Роберта, ты бы была полностью уверена. Кроме того, я тебе не очень нравился, и ты не особенно доверяла мне, – напомнил он. – Ты бы швырнула мне в лицо мой «договор», если бы я признался в похищении твоего брата, какой бы веской ни была причина. Есть еще одна причина, о которой я не сказал, – добавил Ян с полной откровенностью. – Я хотел жениться на тебе и был готов сделать почти все, чтобы добиться этого.
Она улыбнулась ему той обезоруживающей улыбкой, от которой он всегда таял, и затем серьезно спросила:
