Ознакомительная версия.
— В Уайтхолле строят эшафот, — коротко ответил Александр.
— Не здесь? — быстро спросила Френсис.
Александр взял ее руку и поцеловал.
— Нет, моя дорогая. Далеко от нас. Сейчас перекрывают улицу перед Банкетным залом,[37] чтобы предупредить попытку спасти его.
— Да кому придет в голову спасать его? — с отчаянием в голосе спросил Джон. — Он же предал всех своих друзей.
Вторник, 30 января 1649 года
Утром стоял такой страшный холод, что Джону, пока он ждал на улице, показалось — лед с крыши и из канав пробирается в его вены, замораживает живот и кости. Короля должны были казнить до полудня, но, хотя на улицах в три ряда стояли солдаты и два палача ждали, укрывшись от пронизывающего ветра за эшафотом, задрапированным черной тканью, король еще не появлялся. Поблизости толпились писцы и художники, дабы запечатлеть все происходящее.
По улице, запруженной народом, столпившимся позади шеренг солдат, раскатывалось странное эхо. Звуки разговоров, молитв, вопли бродячих музыкантов, выкрикивающих названия своих новых песен, отскакивали от стен домов без окон и звенели в холодном воздухе.
Джон, оглянувшись назад, на плотную толпу, а затем посмотрев вперед на помост, подумал, что картина напоминает ему набросок в перспективе. Иниго Джонс рисовал такие обманчивые маскарадные декорации для предпоследней сцены представления, за которой последует вознесение на небо — когда сам Иегова спускается с величественного облака, а помощницы Мира и Правосудия танцуют все вместе.
Палач и его помощник поднялись по ступенькам. Толпа ахнула, когда они появились на помосте. Они были замаскированы, на них были парики и фальшивые бороды, темно-коричневые камзолы и штаны.
— Что это на них надето? Маскарадные костюмы? — спросил Александр соседа слева.
— Загримировались, чтобы никто не мог узнать, — коротко ответил тот. — Скорее всего, под бородой прячется Брэндон, палач. Ну а может, и сам Кромвель решил выполнить эту работу.
Джон на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл их. Ничего не изменилось. Все по-прежнему оставалось совершенно невыносимым. Главный палач поправил плаху, положил на нее свой топор и отступил назад, сложив руки на груди.
Ожидание затягивалось, волнение в толпе возрастало.
— Думаешь, помилуют? — предположил Александр. — Его план примирения все-таки выслушали и одобрили?
— Нет, — сказал кто-то из толпы, стоявший рядом. — Его сам Кромвель заколол.
— А я слышал, он бежал, — прозвучал еще чей-то голос. — Наверняка убежал. Если бы он был уже мертв, тогда показали бы тело.
Все утро Джон, замерзший и молчаливый, неподвижно стоял в середине толпы. А вокруг него то тут, то там вихрями возникали и проносились мимо слухи и сплетни.
— Я должен съесть что-нибудь, — сказал Александр. — Я страшно проголодался.
— Я ничего не хочу! — ответил Джон.
— Да ты наверняка умираешь от голода и холода! — воскликнул Александр. — Давай принесу тебе хлеба, когда пойду покупать себе обед.
Джон покачал головой.
— Я ничего не чувствую, — просто сказал он. — Совсем ничего.
Александр пожал плечами и начал продираться через толпу туда, где предприимчивый пекарь торговал с лотка горячими булочками. Больше часа ушло у Александра на то, чтобы только пробиться на прежнее место рядом с Джоном. Но ничего не происходило.
— Я принес тебе немного хлеба, — бодро сказал Александр. — И налил в свою фляжку рома.
Джон взял в руку ломоть хлеба, но есть не стал. Его глаза не отрывались от эшафота.
— Говорят, шотландцы навестили полковника Ферфакса, который с самого начала был против этого. И что все вместе они собираются умолять Кромвеля о помиловании. Король может получить свободу и жить где-нибудь за границей, хотя бы и в Шотландии.
Джон покачал головой.
— Да я и сам понимаю, — сказал Александр. — Если дать ему хотя бы малейший шанс, он снова соберет армию и вернется сюда. Если он плел заговоры, сидя в тюрьме и связанный словом чести, то представь себе, что он натворит на свободе, общаясь с дворами Европы! Конечно, он вернется. Они не доверят ему его собственную жизнь.
— Сейчас созвали парламент, — сказал человек, стоявший рядом. — Вот причина задержки. Они спешно принимают закон, в котором говорится, что никого больше нельзя провозгласить королем. А то какой толк, если мы отрубим голову одному королю, а тут же появится кто-то другой, чтобы занять его место. Только у нас в Англии и то есть его сын, а еще двое во Франции, да и племянник рыщет вокруг, как собака под воротами скотобойни. Принцев хватает, чтобы обеспечить вечную передачу короны от одного к другому. Мы должны сейчас выбить из них эту привычку. И поэтому там сейчас принимают закон о том, что в Англии никогда больше не будет никаких королей.
Последняя фраза вывела Джона из состояния погруженности в самого себя.
— В Англии никогда больше не будет никаких королей… — потрясенно повторил он.
— Вот именно! — сказал все тот же человек. — Хорошо звучит, правда? Когда слышишь эти слова, возникает чувство, что вся наша борьба была не напрасна. Мы освободились от них навеки. Никогда больше не будет человека, считающего себя выше всех прочих. Никогда больше не будет семьи, которая думает, что она лучше всех нас только потому, что родились в королевской постели. Любой господин в будущем должен будет еще заслужить право называть себя так. Все они будут людьми, которых мы выберем на эту службу, потому что они мудрее, лучше или пусть даже просто богаче, чем мы. Но не потому, что они такими родились. Это Карл Последний. А после него наступит свобода.
— Карл Последний, — повторил Джон. — Карл Последний.
Часы пробили двенадцать, потом час, потом два. Наконец среди солдат возникло некое волнение, которое тут же передалось толпе. И наконец раздался крик:
— Он идет!!
Джон не пошевелился. Он стоял все так же неподвижно и молчаливо, как и весь день до этого. Толпа вокруг него яростно теснилась и толкалась, но Джон ухватился руками за ограждение прямо перед собой и держался крепко. Александр видел, как побелели у него костяшки пальцев. Впрочем, холод и страдание выбелили не только его руки, но и лицо, и все тело.
Отворилось окно Банкетного зала, и король вступил на помост. Одет он был просто, снова весь в черном — черный плащ, высокая черная шляпа, черные штаны и белая рубаха. Драматическим контрастом сверкал разноцветными огнями орден Подвязки. Король взглянул на толпу. Джону показалось, что темный печальный взгляд нашел в толпе его лично… Джон хотел поднять руку, чтобы продлить этот момент узнавания. Но руки остались опущенными, а голова склоненной.
Ознакомительная версия.
