Мириам взглянула на нее.
— Ты будешь почитать нашего бога, если поверишь в него?
— Нет, — ответила Нофрет.
— А ты не опасаешься за своего первенца?
Задохнувшись, Нофрет рванулась с места, но тут же снова села, переводя дыхание.
— Мой первенец будет спать — если сможет — за дверьми, охраняемыми кровью. Ваш бог требовал только этого, а не настаивал на том, чтобы все, находящиеся в домах, были его преданными слугами.
Мириам пожала плечами. Она смешивала воду и муку, но осторожно, чтобы тесто не поднялось. Этот особенный запрет, наложенный самим богом, означал, как сказал Моше, что им отведено отчаянно мало времени.
Хлеб, испеченный без закваски, безвкусен. Но у них будет жареный ягненок, благоухающий травами. Женщины, ходившие собирать их, опасаясь египтян, но не местные жители, которые не избегали людей Господа, неплохо относились к ним. Некоторые приходили, предлагая в дорогу золото и серебро, дорогую посуду, украшения, ценности, бесполезные для кочевого народа. Моше не запрещал принимать эти дары. Нофрет думала, что египтяне стремились таким образом откупиться от проклятия бога. Но такая сила была только в крови ягненка, а египтяне не могли позволить себе такого выкупа.
Ее внимание привлекла суматоха у двери на улицу. Мимо пробегали люди, что-то неразборчиво бормоча. Но Нофрет, уловив лишь несколько слов, поняла, что сорвало их с места.
В Пи-Рамзес прибыл царь. Он приплыл на быстрой лодке, вместе со старшей дочерью. Следом шла армия. Она придет в город через день-два. И тогда убьют всех апиру.
Но еще не сейчас. В городе слишком мало солдат, они не рискнут напасть на них. Иоханан, предвидя неприятности, уже собрал всех людей, способных носить оружие. В результате сформировалась армия из нескольких сот сильных мужчин, поочередно стоящих на страже.
Количество имеющегося оружия несколько удивило Нофрет, знавшую, как трудно бывает вооружить даже немногих воинов. Должно быть, апиру прятали мечи в гладильных прессах и под полами домов, у них были луки для охоты и боевые стрелы, припасенные до поры до времени. При желании сейчас каждый из них мог найти себе копье, отобранное когда-то у солдата или хранившееся с давних пор.
Защитит ли их бог или собственные мечи, но в эту ночь они не понесут ущерба от царя Египта. Нофрет слышала голос Агарона, успокаивающего тех, кто готов был удариться в панику. Другой громкий голос в противоположной стороне квартала принадлежал то ли Иоханану, то ли Иегошуа: он разносился далеко, словно звук боевой трубы.
К тому времени, когда хлеб был приготовлен и отправлен в печь, солнце скрылось за городскими стенами. Небо было еще светлым, но на улицах царил полумрак; ночь быстро опускалась на дома апиру. Они все собрались там же, где Моше говорил им о пришествии бога. Теперь жрецы установили здесь алтари и приступили к жертвоприношению. Из каждого дома мужчина приносил по ягненку на заклание, жрец перерезал им горло и сливал кровь в чашу, которую держал сын или дочь хозяина. Затем ягненка уносили, чтобы освежевать и зажарить, а его кровью мазали двери для защиты от божьей кары.
В этом обряде была странная, мрачная радость. Запах крови и смерти, священный запах жертвы слегка опьянили жрецов, непривычных так много убивать Люди пели хвалу Господу, и их голоса перекрывали блеяние ягнят. Бог, как могло показаться, был весьма непредусмотрителен. Он не позаботился утихомирить жертвы, приведенные на заклание ближе к концу и испуганные видом и запахом тех, кого уже успели зарезать.
Среди жрецов были Агарон с Иохананом — в крови до локтей. Они закончили, когда уже стемнело, вымыли алтари, вымылись сами, произнесли молитвы, каких требовал бог, и вернулись в дом, где остановились.
Нофрет вернулась уже давно, с молодыми парнями, принесшими четырех ягнят, предназначенных для множества людей: для семьи Шмуэля, Агарона, Моше, Иоханана, всех их родичей, слуг и старейшин посольства. Мириам мазала двери кровью, вставая на цыпочки, чтобы дотянуться до притолоки. Красивый яркий цвет не темнел, высыхая, как обычная кровь. В этой части города все двери и притолоки были обрамлены кроваво-красным: ошибиться было невозможно.
Когда вернулись жрецы, в доме уже накрыли столы и приготовили все для пира. Хлеб — сухие твердые круги — был испечен; большую его часть отложили в дорогу, а остальное подали на стол, чтобы съесть в эту великую ночь.
Все лампы были зажжены, чтобы израсходовать масло, которое они не могли забрать с собой. Большая комната дома была ярко озарена, тьма изгнана. Здесь стоял аромат мяса, трав и пресного хлеба, звучали молитвы и восхваления богу.
В эту ночь не было ссор. Никто не спорил, никто не сомневался в том, что они делают. Страхи были изгнаны вместе с темнотой.
После мяса и вина кто-то запел. Вино из Пи-Рамзеса было сладким и крепким, оно сильно ударяло в голову после горечи неволи. Все много пили, снова и снова посылая чаши по кругу.
Апиру проводили ночь за вином и пением, будучи в безопасности за своими отмеченными кровью дверями. Никто не заговаривал ни о том, что происходит за стенами их домов, ни о смерти, ни о гневе бога. Они были защищены. Их охранял бог.
Нофрет пила наравне со всеми, но голова ее упрямо оставалась ясной. Она ела, чтобы утолить голод, но не больше. Холод в душе не исчезал, несмотря на все ее усилия.
Здесь она была в безопасности, как и все остальные. Но ее взгляд все время обращался на Иегошуа, словно он внезапно должен был замереть и упасть, сраженный, потому что его мать не почитает одного бога превыше остальных. И Иоханан был первенцем у своего отца. Он тоже может умереть.
Но муж и сын не боялись. Они сидели рядом среди мужчин и пили из одной чаши, так похожие друг на друга, что у нее слезы наворачивались на глаза.
Нофрет нашла предлог выйти. Кувшин скоро опустеет, а вино, как и масло, неудобно нести с собой далеко в пустыню. Но, вместо того, чтобы идти в комнату, где хранилось вино, она взяла лампу и поднялась на крышу.
Это было безумием. Моше, или его бог, наказал своим людям сидеть в домах, не выходя на ночной воздух, пока дух смерти не пронесется мимо.
Для Египта ночь была прохладной, почти холодной. Звезды были необыкновенно яркими. Безграничная тишина лежала над городом. Не светил ни один огонек, даже во дворце, где в эту ночь без сна лежал царь. Возможно, и он разгонял тьму вином и светом ламп, музыкой и пением.
А может быть, у бога не найдется сил выполнить свою угрозу? И царь явился сюда, чтобы освободить апиру?
Может быть… Нофрет цеплялась за все, что угодно, отрицая жестокую правду. По ночному Египту шла смерть. Она почти чувствовала касание ее крыльев, слышала звук ее шагов, легких и оглушающих.
