— Очень мило с твоей стороны, что ты так заботишься обо мне. Ты можешь быть очень нежной, когда хочешь. Ты так мила ко мне, значит ли это, что ты по-прежнему любишь меня? — спросил он вдруг, привлекая ее к кровати. — Скажи мне, я хочу знать, простила ли ты меня.
Его лихорадило, и он крепко вцепился в нее.
— Давай не будем об этом говорить, — сказала она, избегая его взгляда, ей не хватило смелости открыто оттолкнуть его.
— Сядь, — сказал он, потянув ее за руку, чтобы она села. — Послушай, скоро мне станет лучше, приближается весна. Я возьму отпуск, и мы вместе куда-нибудь уедем, только вдвоем.
— В Италию? — цинично спросила она.
— Ну, вот видишь, ты снова за свое. Не забываешь. Ты до сих пор сердишься на меня. Италия всегда будет вставать между нами.
Он сжал ее запястье с такой силой, что ей стало больно.
— Чего же ты ожидаешь, — сказала она, пожимая плечами. — Существуют такие путешествия, которые нельзя забыть.
— Не мучай меня.
— Я ничего не сказала. Ты начал разговор.
— Тебе нужно отдохнуть, ты не должна так много хлопотать.
Она встала.
— Пойду принесу пиявки!
— Не ходи, — вскрикнул он. — Я ненавижу эти мерзкие создания. Не хочу, чтобы они прикасались к моей коже.
— Так велел доктор Март. Это собьет лихорадку и уменьшит заражение в ране.
Игнорируя его протесты, она надела плащ и вышла.
Выйдя на улицу, Шарлотта быстро пошла по направлению к бульвару. Тротуары были переполнены уличными торговцами, предлагающими к Новому году свои товары: куклы, марионетки, дешевый ячменный сахар и муфты из кошачьего меха.
— Купите мои товары, дамы, господа… Купите удовольствие вашим детям и покой себе…
Возгласы торговцев громко звенели в сухом зимнем воздухе, но в это время покупателей было мало. Все торопились домой к обеду или в гости с визитом. Только несколько худых студентов с голодным видом слонялись вместе со своими девушками вокруг прилавков. Богатые студенты, жившие за счет своих родителей или дядей и кузенов, находили для себя иные развлечения в первый день Нового года.
Шарлотта торопилась. Она не любила смотреть на оборванных студентов, потому что они напоминали ей Фредерика, который жил в мансарде над ее квартирой. Он и Валери, независимая маленькая белошвейка, обожавшая Фредерика, были ее первыми друзьями в Париже, хотя Этьен, конечно, не одобрял этих отношений.
— Должно быть, интересно быть человеком богемы, — заметила она однажды Фредерику, когда они разговаривали о «Жизни богемы» Мюрже.
— Мюрже искажал действительность, — мрачно ответил ей молодой человек. — Он писал для галерки, идеализировал жизнь бедных студентов, рисуя ее розовыми красками. Конечно, иногда мы веселимся, но это невеселый смех. Даже не говоря о тех, кто действительно умирает от голода, студенты живут в адских условиях. Поверьте, каждый, кто после детских лет жизни, проведенных в мрачных стенах пансиона, приезжает затем на голодную смерть в Латинский квартал, сначала надеется, что чему-нибудь здесь научится. Но проходят годы, и у человека остается больше плохих воспоминаний, чем хороших.
Думая о Фредерике, Шарлотта ничуть не удивилась, когда вдруг столкнулась с ним лицом к лицу около кафе Суфле. Он выходил из кафе и очень вежливо поклонился ей. Шарлотта с изумлением заметила, что на нем очень элегантный, хотя и несколько ему тесноватый новый костюм, который раньше она никогда не видела.
— Вы блестяще выглядите, — сказала она.
Он выглядел настоящим щеголем в оливково-зеленом сюртуке, сорочке с жестким воротничком и прекрасных саржевых брюках. С этим нарядом гармонировали его светло-каштановые волосы, падающие на шею локонами, и серые глаза.
Улыбаясь, она добавила:
— Вы выглядите, как какой-нибудь принц.
— Увы, — скорбно сказал Фредерик, — мое королевское достоинство несколько страдает от того, что туфли слишком узкие. Эти башмаки изуродуют мне ноги.
— Куда вы идете во всем этом великолепии?
— Пожелать счастливого Нового года тете.
— Правда? Я не знала, что у вас есть родственники в Париже.
— Я сказал тете, а не моей тете. Правда заключается в том, что я собираюсь выразить свое почтение тете моего хорошего приятеля, Филибера Кампиона.
— Как это?
— Филибер ненавидит светскую болтовню и не выносит свою тетю, но он ярый приверженец традиций, поэтому он предложил мне за пять франков вместо себя нанести визит его тете. Все, что я должен сделать, это появиться и сказать: «Наилучшие пожелания, дорогая тетя». Если мне покажется, что она удивилась изменившейся внешности племянника, я должен сказать ей, что Филибер Кампион болен, при смерти, а я лишь послан в качестве замены. Ну что ж, пять франков — деньги немалые! Он одолжил мне свою одежду, включая туфли, которые меня мучают, и вот сейчас я иду с визитом к мадам Аделаиде Кампион на улицу Мартир.
— Так, — сказала Шарлотта, сдерживая желание рассмеяться. — А вы не боитесь, что мадам это может не очень понравиться?
— Конечно, — задумчиво сказал Фредерик, — я очень боюсь этого. Но пять франков заставляют меня придерживаться более оптимистичной точки зрения. В целом из меня получается вполне приличный племянник.
Он прошел с ней до конца улицы, ступая в своих туфлях так, будто шел по лезвиям ножей. Шарлотта коротко рассказала ему, что Этьен болен и что ей нужны пиявки, однако она не была расположена много говорить о своем муже и своих заботах. Встреча с Фредериком ее ободрила, будто беззаботность и молодость юноши воскресили ее собственную былую жизнь.
Женщина, сдававшая внаем пиявки, жила на первом этаже полуразвалившегося дома на улице Гарп. Когда Шарлотта увидела, как она вынимает из воды больших слизняков и кладет их в коробку, аккуратно закрывая ее, она содрогнулась. Вместе с этой женщиной она вернулась на квартиру.
Увидев пиявки, Этьен побелел и устроил ужасную суматоху, но старуха привыкла к таким сценам и решительно толкнула его обратно на подушки. Она умела обращаться с больными. Этьен снова впал в молчание и не спуская глаз наблюдал, как властная женщина ставила пиявки на его здоровую лодыжку и бедро. Потом она отбыла, сказав, что вернется за своей собственностью после обеда.
Этьен был спокоен и настолько бледен, что это насторожило Шарлотту. Его лицо кривилось от отвращения. Он вцепился в Шарлотту.
— Останься со мной, — попросил он. — Не оставляй меня одного.
Шарлотта неохотно села. Этьен держал ее руку, и она не осмеливалась ее отнять. Комната неприятно пахла болезнью. Шарлотта чувствовала себя одинокой и покинутой. Ей не на что было больше надеяться. Неожиданно она услышала за стеной скрипку Луи Комбатца и отдалась игре воображения. Она видела себя на балу с привлекательным Фредериком в оливково-зеленом сюртуке. Они танцевали вальс, Фредерик и она, только вдвоем, очень далеко отсюда, наедине с меланхоличной красотой юности.
