У нее на миг остановилось сердце… Большой Джордж был одним из немногих негров-рабов в Бунсборо, и она знала от Каллена, что полковник Кэллоувэй нанял его у владельца раскорчевывать деревья на месте постройки паромной переправы. Она придвинулась поближе — послушать, что он говорит.
— Я бросился в кусты, — он еле переводил дыхание, — и долго полз, пока не понял, что я в безопасности, а потом встал и побежал не разбирая дороги… но я чувствовал, что там, у меня за спиной, происходит что-то страшное…
— Сколько их было? — спросил Джон Холдер.
Китти почувствовала, как кто-то взял ее за руку. Обернувшись, она увидела Элизабет Кэллоувэй — побледневшую, со стиснутыми зубами.
— Что случилось? — с трудом спросила Китти, хватая ртом воздух.
— На них напали индейцы… На том месте, где будет паром.
— Что с Калленом? — Китти почувствовала, как у нее одеревенели губы. — С другими?
— Мы ничего не знаем.
К ним подбежала Джемина. Младенец, которого она прижимала к себе, визжал от тряски на бегу. Фландерс Кэллоувэй наклонился, что-то шепнул на ухо жене и, торопливо погладив по головке ребенка, вскочил в седло. Положив впереди себя ружье, он сделал круг и поехал вслед за другими всадниками к воротам.
Выполняя приказ капитана отряда полиции Джона Холдера, Толливер и другие мальчики помчались предупредить о грозящей опасности поселенцев, живущих за пределами форта на поляне. Через несколько минут к главным воротам потянулись разрозненные группы жителей — одни из них не верили собственным ушам, другие если и верили, то все равно отказывались воспринимать такую весть. Многим из них никогда еще не приходилось сталкиваться с угрозой нападения индейцев, и в глазах женщин сквозил откровенный страх.
Китти сразу же пошла за Майклом, и лишь ощущение того, что она держит его в своих объятиях, успокоило ее.
Несколько стрелков поднялись на стену. Все это было так знакомо, что Китти вдруг почувствовала приступ злости… и еще заползающий в душу страх оттого, что на этот раз может и не повезти. Сколько раз приходилось сражаться с индейцами, а вот Каллен, Майкл, да и она сама пока живы… Крепко прижимая Майкла к себе, она переступила порог блокгауза.
Почти все в нем что-то делали: мужчины занимали места у бойниц, проверяя ружья, мальчишки с женщинами отмеряли порох и отсчитывали пули. Элизабет Кэллоувэй и другие нарезали из полотна лоскуты для пуль и пропитывали их жиром. Несмотря на шум и всеобщее оживление, Майкл заснул у нее на руках, и Джемина, расстелив стеганое одеяло для своего ребенка, поманила ее рукой.
Оставив Майкла на попечение Джемины, Китти присоединилась к группе женщин, режущих лоскуты для пуль.
Время тянулось так медленно, что Китти хотелось завыть, но она, сделав над собой усилие, приняла участие в общей беседе.
Она даже не представляла себе, как напряженно ждала первого сигнала о появлении колониальной полиции, и лишь когда Изекиэл Тернер, повернувшись, что-то крикнул, Китти вышла из оцепенения: вздрогнула и закричала. Женщины сделали вид, что не заметили ее состояния.
Наконец — когда ей уже казалось, что прошла целая вечность, когда она уже не могла больше вдыхать этот противный запах жира, — Хоуп Скэггс громко возгласил: «Едут!»
Китти бросилась к ближайшей амбразуре в надежде получше рассмотреть, но впереди нее толпились возбужденные люди, и она не смогла даже близко подойти к ней.
Вылетев из двери, Китти помчалась к воротам. Заметив возле них Уинфреда Бурдетта, она сразу ощутила прилив сил.
— Они едут! — орал он ей, и она уже слышала мерный бег лошадей, поскрипывание кожаной упряжи… На сей раз они скакали довольно медленно — значит, за ними не гналась орда индейцев. От этой мысли она сразу почувствовала облегчение, ноги ее расслабились.
Первыми через ворота проехали Джон Холдер с Фландерсом с такими мрачными лицами в ярком солнечном свете, что надежда ее рухнула. Фландерс, соскочив с седла, обнял ее за плечи.
— Что с Калленом? — вырвалось у нее.
— Он… жив, Китти.
Все в ней оборвалось, на несколько секунд она утратила дар речи… Если Каллен жив, то почему тогда у Фландерса такое ужасное лицо?
Он сузил глаза до щелок и на мгновение закрыл их. Потом, тяжело сглотнув, подошел к Элизабет Кэллоувэй.
Лицо у той странно задергалось, когда она устремила глаза на лошадь, которую вели под уздцы через ворота. Поперек седла лежало чье-то тело.
Китти едва не стошнило, когда попона, прикрывавшая обнаженный труп Ричарда Кэллоувэя, соскользнула на землю, а лошадь, почувствовав запах крови, остановилась, замотала головой и громко заржала. Кто-то, натянув поводья, осадил ее, изуродованное тело вновь прикрыли, но Китти успела заметить его — это окровавленное, дурно пахнущее месиво с оскальпированной головой, — и ей захотелось завопить во все горло…
Пробираясь к воротам, Китти услышала сдержанные рыдания дочерей старого полковника Фанни и Бетси. Споткнувшись, она оперлась рукой о теплый бок другой лошади, пахнущей кожей, шерстью и прокисшей мочой…
— Осторожнее, госпожа Китти… — предостерег ее чей-то мужской голос. Но ей необходимо было увидеть Каллена!
И она увидела его — он лежал поперек седла, ноги его в бриджах из оленьей кожи покачивались прямо у нее перед глазами.
— Каллен! — крикнула она.
Стоявший впереди человек протянул руку остановить лошадь, а она юркнула под уздечкой на ту сторону, чтобы заглянуть в лицо мужа.
— Каллен… Каллен… — звала она, и из ее сдавленного горла вылетали почти неразличимые слова. Его широко раскрытые глаза смотрели на нее, но, кажется, ничего не видели. Он тяжело дышал, даже хрипел. Из-за движения лошади голова Каллена медленно повернулась, и она увидела пучок черных волос, слипшихся от крови, проступающую белую кость… Боже… нет, нет!… Боже… Все внутри ее протестовало, все громко кричало…
Каллена принесли в хижину — через три часа он умер.
Заперев на задвижку дверь, она осталась с ним наедине… Он весь бурлил жизнью, он был сама жизнь, и в этом с ним никто не мог сравниться. Каллен просто не мог умереть!
Она сидела неподвижно, словно окаменев, — ушла в себя, пытаясь противостоять острой агонии, не дававшей дышать. Потом заставила себя выйти из оцепенения, достать чистое белье, чтобы обмыть тело и насухо его вытереть; взяла из корзины новый кусок мыла, разбавила горячую воду холодной — она не хотела его обжечь. Поставила ведро с водой возле кровати.
Откинув одеяло, она долго смотрела на него — на это вытянувшееся во весь рост прекрасное мускулистое тело. На груди его зияли две раны, их рваные багровые края контрастировали с островком черных мягких волос, переходивших в узкую полоску на животе. Но, насколько она понимала, жизни его лишил сокрушительный удар по голове. Не отрывая глаз от этого тела, которое так ее любило, она благодарила Бога, что дикари не сотворили с ним того же, что со старым полковником…
