— Объяснитесь же, ради бога, монсеньор, — в нетерпении взмолилась Аме.
— В одном я могу заверить вас совершенно определенно, — проговорил герцог. — Все, что происходит сейчас, никак не связано с вами лично.
— Тогда почему нас привезли в этот замок? — поинтересовалась Аме.
— Для того, чтобы как можно больше досадить королеве, — ответил герцог.
Поскольку девушка, услышав такой ответ, пришла в полнейшее замешательство, герцог Мелинкортский объяснил ей причины, по которым Филипп де Шартре в столь навязчивой форме принудил их воспользоваться его гостеприимством.
— Общеизвестно, что герцог является злейшим врагом вашей королевы, — говорил герцог Мелинкортский. — Насколько я могу судить, за последние годы в отношении к ней в стране произошли значительные перемены. Когда-то народ относился к ней восторженно, и, где бы королева ни появлялась, везде ее встречали бурные приветствия. Еще совсем недавно можно было бы сказать, что буквально все парижане любят ее. Однако в настоящее время все очень изменилось.
Я помню, — продолжал свои объяснения герцог Мелинкортский, — один мой знакомый, побывав в Париже в прошлом году, рассказывал мне как-то: однажды ее величество появилось на публике, ее встретило полнейшее безмолвие собравшихся там людей, а некоторая часть толпы была настроена очень враждебно по отношению к королеве. Как говорят, всего лишь один человек несет ответственность за столь катастрофические изменения — герцог де Шартре.
— Но какие же цели преследует этот человек? — поинтересовалась Аме.
— Кто может понять и разобраться в ходе мыслей этого интригана? — ответил герцог. — Все эти пасквили, памфлеты и листовки, совершенно непристойные по содержанию, возводят клевету, а иногда бывают просто постыдными. Они передаются из рук в руки и продаются в задних комнатах весьма подозрительных книжных магазинов. Никому не известно, кто именно является их непосредственным создателем, но ни для кого не секрет, что печатают их либо в Пале-Рояле, — то есть попросту говоря, в резиденции герцога де Шартре, — либо в Люксембургском дворце.
— Но позвольте… благородный человек не мог бы пасть так низко, чтобы предать! — воскликнула Аме.
Герцог улыбнулся:
— Знаете ли, не очень много найдется людей, которые не опустятся до этого в своей ненависти.
— Так же как и женщин, которые ни перед чем не остановятся, если любят, — тихо добавила Аме.
У герцога приподнялись брови.
— Кто вам сказал это?
— Не знаю, по-моему, никто мне этого не говорил; наверное, я сама это знала всегда.
Какое-то мгновение герцог пристально смотрел на девушку, затем направился к окну.
— Мы попали в очень сложное положение, — проговорил он, — нам обязательно нужно выбраться из этого замка, а как именно это сделать, у меня, к сожалению, пока еще нет никаких идей. Силу можно полностью исключить, — насколько я могу судить, Филипп де Шартре предпринял все необходимые меры предосторожности, чтобы воспрепятствовать побегу. Нет, никакая хитрость не может идти в сравнение с его коварством.
— Что же мы можем предпринять со своей стороны? — спросила девушка.
— В данный момент нам остается только ждать подходящего случая, — ответил герцог Мелинкортский. — Пока у нас нет ни малейшего шанса освободиться, но, без сомнения, что-нибудь обязательно должно измениться в нашем положении. В мои намерения не входит так просто сдаться на его милость.
— Я даже не могу представить себе, чтобы кто-нибудь мог одолеть вас, — запальчиво проговорила Аме.
Его губы чуть тронула улыбка.
— У вас слишком преувеличенное мнение о моих возможностях, — проговорил герцог Мелинкортский. — Я совершенно обычный человек, который волей обстоятельств оказался вовлеченным в абсолютно необычные события.
— Вы думаете, монсеньор, что я поверю этому? — с некоторым сарказмом спросила она. — Достаточно посмотреть на вас, чтобы понять, вы — далеко не ординарный человек. И те люди, которые остались там, внизу, не идут ни в какое сравнение с вами, к тому же вы сильный. Единственный человек, с которым нам следует считаться, это — герцог де Шартре, но и ему до вас очень далеко. Несмотря на то, что он почти так же силен, как и ваша светлость, вы могли бы сокрушить его одной рукой.
— Дело заключается в том, — не согласился с ней герцог, — что в данный момент идет состязание не физических возможностей, а умственных способностей, и Филипп де Шартре добился громадного преимущества, которое сейчас — и я должен это с большим прискорбием признать — кажется мне непреодолимым.
— Но вы обязательно что-нибудь придумаете, монсеньор, — уверенно заявила Аме.
Проговорив это, девушка отвернулась от герцога и занялась осмотром своей одежды. Гостиная и спальня, в отведенных для герцога Мелинкортского покоях, выходили окнами на озеро, стены замка с этой стороны опускались в этот водоем, так что не было ни малейшего уступа, куда можно было бы поставить ногу. Непосредственно к гостиной примыкала маленькая комнатка, в которой, как поняла Аме, ей и предстояло провести ночь.
В комнатке было окошко, выходящее в сад, но оно было забрано решеткой, которую, судя по всему, вставили недавно, и прутья ее были такими же толстыми, как на тюремной решетке. Таким образом, все, вместе взятое, не оставляло ни малейшей надежды на побег.
— Да, он совсем не глуп, — отрывисто проговорил герцог, когда девушка указала ему на решетку. — Насколько я могу судить, мы не первые узники здешнего замка, кого наш хозяин содержит в этих комнатах, да, думаю, и не последние.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила Аме.
— Конечно, я не мог бы поклясться в том, что все понял, — проговорил герцог, — но у меня такое ощущение, что этот весьма влиятельный, но крайне безрассудный человек замышляет нечто гораздо большее и серьезное, чем отмщение слабой женщине.
— Бедная королева! — тихо проговорила Аме. — И почему кто-то может ненавидеть ее?
— Вы обязательно должны задать мне этот же вопрос после того, как мы доберемся до столицы, — ответил герцог Мелинкортский. — Смею уверить вас, мы там в конце концов окажемся, можете в этом не сомневаться.
Говоря это, его светлость направился в гостиную, оставив девушку одну в ее маленькой, бедно обставленной спаленке с зарешеченным окном. Аме, не произнося ни слова, следила за герцогом, а оставшись одна, поднесла руки к лицу. Здесь или в Париже, думала она про себя, какая разница для нее, где находиться, пока она будет рядом с ним, с этим удивительным человеком, которого она встретила прошлой ночью, но который тем не менее сейчас заполнял уже всю ее жизнь?
