Слоан повел молодую жену в большой зал замка и предложил бокал шампанского. Сабрина медленно пригубила вино. Ястреб произнес замысловатый и искрометный тост, добрую половину которого Слоан пропустил мимо ушей, внимательно наблюдая за женой. Глаза Сабрины сверкали, как сапфиры, контрастируя с бледностью кожи.
Она ела, пила, двигалась, даже улыбалась и один раз засмеялась в ответ на какое-то замечание Шоны Даглас.
И тем не менее была бела, как первый снег.
Поздно вечером Сабрина, Скайлар и Шона поднялись к себе в комнаты, гости разошлись, а слуги удалились в людскую. Слоан остался с Дэвидом и Ястребом в зале. Сидя у камина, они потягивали бренди и задумчиво смотрели на огонь.
— Итак, свершилось, — пробормотал Ястреб. Слоан пожал плечами:
— Свершилось? Звучит так, словно мы успешно захватили в плен банду изменника Ребса или отряд кроу.
— Верно, — согласился Ястреб с усмешкой. — Майор Трелони, из нас троих ваш брак был наименее экстравагантным…
— Если учесть, что ты обзавелся женой по доверенности, а Дэвид женился после того, как чудом воскрес из мертвых, мой брак и вправду не назовешь необычным. Конечно, если обычные браки вообще существуют.
— Вы с Сабриной по крайней мере были знакомы, — возразил Ястреб. — А я, если ты помнишь, узнал от своего поверенного, что отец подыскал мне жену, лишь после того, как тот умер.
— Но теперь она любит тебя, — напомнил брату Дэвид.
— Да, вам повезло! — вздохнул Слоан.
— Ты хочешь сказать, что сожалеешь о женитьбе? — насторожился Дэвид.
Слоан помедлил.
— Нет, я хотел, чтобы Сабрина стала моей женой, и все-таки… в некотором смысле я сожалею о случившемся, когда вспоминаю о том, кто я такой и что нам предстоит после возвращения домой.
— Возвращаться в Америку тебе незачем, — напомнил Дэвид. — Ты исполнил свой долг солдата; нельзя требовать от человека убивать своих соплеменников. Тебе известно, что здесь ты — желанный гость. В наших краях можно купить неплохие земли, а от матери тебе досталось внушительное наследство.
— Соблазнительное предложение, — откликнулся Слоан, взглянув на Ястреба. — Пока Шерман и Шеридан возглавляют армии, мира на Западе ждать нечего. И тот и другой — талантливые военачальники, но… чертовски упрямые и ограниченные люди. Однажды, вскоре после убийства Линкольна, мне довелось побывать на одном званом вечере, и, как ни странно, почти половину этого вечера я провел в обществе миссис Шерман. Она с воодушевлением говорила о том, что теперь, после вступления в силу Гомстед-акта[1] и завершения войны, люди вновь потянутся на Запад. Столько солдат стало безработными, а южанам остались лишь сожженные поля и усадьбы! Она считала, что многие с радостью согласятся начать новую жизнь на Западе. Она гордилась мужем: еще в конце тридцатых — в начале сороковых годов, когда генерал Шерман участвовал в Семинольской войне, он писал своей будущей жене о том, как рад возможности исполнить свой долг во Флориде, потому что был уверен: индейцы — самый опасный противник, решающие сражения с которым еще только предстоят. Почему миссис Шерман заговорила об этом именно со мной — ведь мои индейские черты сразу бросаются в глаза! — я до сих пор не понимаю. А может, она просто пыталась быть любезной и давала мне понять, что не причисляет меня к свирепым дикарям, с которыми решил наскоро расправиться ее муж.
— Индейскому вопросу придают большое значение и Шерман, и Шеридан, — отозвался Ястреб. — Их политика известна нам обоим. Но вместе с тем мы знаем, что эти люди весьма умны и справедливы. Слоан кивнул:
— Не забывай: генерал Шерман уверен, что юг Америки — самое прекрасное место в мире. Но это не помешало ему уничтожать все на своем пути во время марша через Джорджию! Несмотря на то что Шерману известны многие обычаи сиу, что он восхищается воинами-индейцами, он не изменит ни своего решения, ни политики в целом.
— Тон в политике задает Вашингтон, — вставил Дэвид.
— А во всей полноте эта политика раскрывается на поле боя, — подхватил Ястреб и пожал плечами. — Поскольку я вышел в отставку, предстоящие события не касаются меня так, как Слоана. Но ясно одно: мы оба непременно вернемся на родину.
— Как мотыльки, которых манит пламя, — сухо подтвердил Слоан. — Я обязан вернуться, должен помогать поддерживать связь между враждебно настроенными сиу и белым правительством и молиться, чтобы воюющие стороны наконец пришли к мирному соглашению о резервациях, каким бы печальным оно ни было, потому что изменить американское «предопределение судьбы» (Доктрина «предопределения судьбы» о праве США распространить свое владычество на весь континент (1845 г).) немыслимо! Поток переселенцев, движущийся на Запад, не иссякнет; постепенно американцы завладеют всеми землями индейцев. Благодаря явному численному превосходству и смертоносному оружию американцы в конце концов победят, даже если бедняга фермер, пострадавший от рук разъяренных индейцев, придерживается иного мнения. Мне досадно втягивать жену в эту борьбу, вот и все.
Но в той же мере он сожалел и о том, что доставил Сабрине столько горя. До сих пор ей жилось нелегко — должно быть, именно поэтому она выросла такой упрямой и колючей, как дикобраз. Она вечно держалась настороже, никогда не забывала об осторожности и в любую секунду готовилась защищаться.
— Чем меньше прольется крови, тем лучше, — пробормотал Дэвид.
Они допили бренди, и Слоан поставил свой бокал на длинный стол.
— Дэвид, благодарю тебя за гостеприимство и в особенности за то, что церемонию удалось быстро и успешно провести.
— Я был рад помочь тебе, — ответил Дэвид. — Ручаюсь, майор Трелони, что немногие лэрды могут похвалиться друзьями, готовыми пересечь Атлантику, лишь бы помочь товарищу, которого добрых пять лет считали погибшим.
Слоан улыбнулся:
— В свою очередь, скажу, что я был рад случаю оказать вам услугу, лэрд Даглас. Спокойной ночи, джентльмены.
Оставив Ястреба и Дэвида в зале, он поднялся в комнату Сабрины на второй этаж. Она в одиночестве сидела перед зеркалом. Несмотря на то что Сабрина ждала Слоана, его появление заставило ее вздрогнуть.
Она выглядела, как и подобало жене в первую брачную ночь. Ее роскошные темные волосы были распущены и волнами ниспадали на спину. Сабрина так усердно расчесывала их, что пряди блестели и переливались, как огонь в камине. Ночная рубашка, воздушное и элегантное одеяние из кружев и шелковых лент, скрывала фигуру от шеи до пят.
— Итак, свершилось, — пробормотала она, встретившись со взглядом Слоана в зеркале.
Он кивнул и нахмурился. И вправду свершилось то, без чего нельзя было обойтись.
